Новости о Ветрах Зимы :)

[Леди Боли]

http://www.georgerrmartin.com/excerpt-from-the-winds-of-winter/

Спойлер

She woke with a gasp, not knowing who she was, or where.

The smell of blood was heavy in her nostrils... or was that her nightmare, lingering? She had dreamed of wolves again, of running through some dark pine forest with a great pack at her hells, hard on the scent of prey.

Half-light filled the room, grey and gloomy. Shivering, she sat up in bed and ran a hand across her scalp. Stubble bristled against her palm. I need to shave before Izembaro sees. Mercy, I'm Mercy, and tonight I'll be raped and murdered. Her true name was Mercedene, but Mercy was all anyone ever called her...

Except in dreams. She took a breath to quiet the howling in her heart, trying to remember more of what she'd dreamt, but most of it had gone already. There had been blood in it, though, and a full moon overhead, and a tree that watched her as she ran.

She had fastened the shutters back so the morning sun might wake her. But there was no sun outside the window of Mercy's little room, only a wall of shifting grey fog. The air had grown chilly... and a good thing, else she might have slept all day. It would be just like Mercy to sleep through her own rape.

Gooseprickles covered her legs. Her coverlet had twisted around her like a snake. She unwound it, threw the blanket to the bare plank floor and padded naked to the window. Braavos was lost in fog. She could see the green water of the little canal below, the cobbled stone street that ran beneath her building, two arches of the mossy bridge... but the far end of the bridge vanished in greyness, and of the buildings across the canal only a few vague lights remained. She heard a soft splash as a serpent boat emerged beneath the bridge's central arch. "What hour?" Mercy called down to the man who stood by the snake's uplifted tail, pushing her onward with his pole.

The waterman gazed up, searching for the voice. "Four, by the Titan's roar." His words echoed hollowly off the swirling green waters and the walls of unseen buildings.

She was not late, not yet, but she should not dawdle. Mercy was a happy soul and a hard worker, but seldom timely. That would not serve tonight. The envoy from Westeros was expected at the Gate this evening, and Izembaro would be in no mood to hear excuses, even if she served them up with a sweet smile.

She had filled her basin from the canal last night before she went to sleep, preferring the brackish water to the slimy green rainwater stewing in the cistern out back. Dipping a rough cloth, she washed herself head to heel, standing on one leg at a time to scrub her calloused feet. After that she found her razor. A bare scalp helped the wigs fit better, Izembaro claimed.

She shaved, donned her smallclothes, and slipped a shapeless brown wool dress down over her head. One of her stockings needed mending, she saw as she pulled it up. She would ask the Snapper for help; her own sewing was so wretched that the wardrobe mistress usually took pity on her. Else I could filtch a nicer pair from wardrobe. That was risky, though. Izembaro hated it when the mummers wore his costumes in the streets. Except for Wendeyne. Give Izembaro's cock a little suck and a girl can wear any costume that she wants. Mercy was not so foolish as all that. Daena had warned her. "Girls who start down that road wind up on the Ship, where every man in the pit knows he can have any pretty thing he might see up on the stage, if his purse is plump enough."

Her boots were lumps of old brown leather mottled with saltstains and cracked from long wear, her belt a length of hempen rope dyed blue. She knotted it about her waist, and hung a knife on her right hip and a coin pouch on her left. Last of all she threw her cloak across her shoulders. It was a real mummer's cloak, purple wool lined in red silk, with a hood to keep the rain off, and three secret pockets too. She'd hid some coins in one of those, an iron key in another, a blade in the last. A real blade, not a fruit knife like the one on her hip, but it did not belong to Mercy, no more than her other treasures did. The fruit knife belonged to Mercy. She was made for eating fruit, for smiling and joking, for working hard and doing as she was told.

"Mercy, Mercy, Mercy," she sang as she descended the wooden stair to the street. The handrail was splintery, the steps steep, and there were five flights, but that was why she'd gotten the room so cheap. That, and Mercy's smile. She might be bald and skinny, but Mercy had a pretty smile, and a certain grace. Even Izembaro agreed that she was graceful. She was not far from the Gate as the crows flies, but for girls with feet instead of wings the way was longer. Braavos was a crooked city. The streets were crooked, the alleys were crookeder, and the canals were crookedest of all. Most days she preferred to go the long way, down the Ragman's Road along the Outer Harbor, where she had the sea before her and the sky above, and a clear view across the Great Lagoon to the Arsenal and the piney slopes of Sellagoro's Shield. Sailors would hail her as she passed the docks, calling down from the decks of tarry Ibbenese whalers and big-bellied Westerosi cogs. Mercy could not always understand their words, but she knew what they were saying. Sometimes she would smile back and tell them they could find her at the Gate if they had the coin.

The long way also took her across the Bridge of Eyes with its carved stone faces. From the top of its span, she could look through the arches and see all the city: the green copper domes of the Hall of Truth, the masts rising like a forest from the Purple Harbor, the tall towers of the mighty, the golden thunderbolt turning on its spire atop the Sealord's Palace... even the Titan's bronze shoulders, off across the dark green waters. But that was only when the sun was shining down on Braavos. If the fog was thick there was nothing to see but grey, so today Mercy chose the shorter route to save some wear on her poor cracked boots.

The mists seemed to part before her and close up again as she passed. The cobblestones were wet and slick under her feet. She heard a cat yowl plaintively. Braavos was a good city for cats, and they roamed everywhere, especially at night. In the fog all cats are grey, Mercy thought. In the fog all men are killers.

She had never seen a thicker fog than this one. On the larger canals, the watermen would be running their serpent boats into one another, unable to make out any more than dim lights from the buildings to either side of them.

Mercy passed an old man with a lantern walking the other way, and envied him his light. The street was so gloomy she could scarcely see where she was stepping. In the humbler parts of the city, the houses, shops, and warehouses crowded together, leaning on each other like drunken lovers, their upper stories so close that you could step from one balcony to the next. The streets below became dark tunnels where every footfall echoed. The small canals were even more hazardous, since many of the houses that lined them had privies jutting out over the water. Izembaro loved to give the Sealord's speech from The Merchant's Melancholy Daughter, about how "here the last Titan yet stands, astride the stony shoulders of his brothers," but Mercy preferred the scene where the fat merchant shat on the Sealord's head as he passed underneath in his gold-and-purple barge. Only in Braavos could something like that happen, it was said, and only in Braavos would Sealord and sailor alike howl with laughter to see it.

The Gate stood close by the edge of Drowned Town, between the Outer Harbor and the Purple Harbor. An old warehouse had burnt there and the ground was sinking a little more each year, so the land came cheap. Atop the flooded stone foundation of the warehouse, Izembaro raised his cavernous playhall. The Dome and the Blue Lantern might enjoy more fashionable environs, he told his mummers, but here between the harbors they would never lack for sailors and whores to fill their pit. The Ship was close by, still pulling handsome crowds to the quay where she had been moored for twenty years, he said, and the Gate would flourish too.

Time had proved him right. The Gate's stage had developed a tilt as the building settled, their costumes were prone to mildew, and water snakes nested in the flooded cellar, but none of that troubled the mummers so long as the house was full.

The last bridge was made of rope and raw planks, and seemed to dissolve into nothingness, but that was only the fog. Mercy scampered across, her heels ringing on the wood. The fog opened before her like a tattered grey curtain to reveal the playhouse. Buttery yellow light spilled from the doors, and Mercy could hear voices from within. Beside the entrance, Big Brusco had painted over the title of the last show, and written The Bloody Hand in its place in huge red letters. He was painting a bloody hand beneath the words, for those who could not read. Mercy stopped to have a look. "That's a nice hand," she told him.

"Thumb's crooked." Brusco dabbed at it with his brush. "King o' the Mummers been asking after you."

"It was so dark I slept and slept." When Izembaro had first dubbed himself the King of the Mummers, the company had taken a wicked pleasure in it, savoring the outrage of their rivals from the Dome and the Blue Lantern. Of late, though, Izembaro had begun to take his title too seriously. "He will only play kings now," Marro said, rolling his eyes, "and if the play has no king in it, he would sooner not stage it at all."

The Bloody Hand offered two kings, the fat one and the boy. Izembaro would play the fat one. It was not a large part, but he had a fine speech as he lay dying, and a splendid fight with a demonic boar before that. Phario Forel had written it, and he had the bloodiest quill of all of Braavos.

Mercy found the company assembled behind the stage, and slipped in between Daena and the Snapper at the back, hoping her late arrival would go unnoticed. Izembaro was telling everyone that he expected the Gate to be packed to the rafters this evening, despite the fog. "The King of Westeros is sending his envoy to do homage to the King of the Mummers tonight," he told his troupe. "We will not disappoint our fellow monarch."

"We?" said the Snapper, who did all the costumes for the mummers. "Is there more than one of him, now?"

"He's fat enough to count for two," whispered Bobono. Every mummer's troupe had to have a dwarf. He was theirs. When he saw Mercy, he gave her a leer. "Oho," he said, "there she is. Is the little girl all ready for her rape?" He smacked his lips.

The Snapper smacked him in the head. "Be quiet."

The King of the Mummers ignored the brief commotion. He was still talking, telling the mummers how magnificent they must be. Besides the Westerosi envoy, there would be keyholders in the crowd this evening, and famous courtesans as well. He did not intend for them to leave with a poor opinion of the Gate. "It shall go ill for any man who fails me," he promised, a threat he borrowed from the speech Prince Garin gives on the eve of battle in Wroth of the Dragonlords, Phario Forel's first play.

By the time Izembaro finally finished speaking, less than an hour remained before the show, and the mummers were all frantic and fretful by turns. The Gate rang to the sound of Mercy's name.

"Mercy," her friend Daena implored, "Lady Stork has stepped on the hem of her gown again. Come help me sew it up."

"Mercy," the Stranger called, "bring the bloody paste, my horn is coming loose."

"Mercy," boomed Izembaro the Great himself, "what have you done with my crown, girl? I cannot make my entrance without my crown. How shall they know that I'm a king?"

"Mercy," squeaked the dwarf Bobono, "Mercy, something's amiss with my laces, my cock keeps flopping out."

She fetched the sticky paste and fastened the Stranger's left horn back onto his forehead. She found Izembaro's crown in the privy where he always left it and helped him pin it to his wig, and then ran for needle and thread so the Snapper could sew the lace hem back onto the cloth-of-gold gown that the queen would wear in the wedding scene.

And Bobono's cock was indeed flopping out. It was made to flop out, for the rape. What a hideous thing, Mercy thought as she knelt before the dwarf to fix him. The cock was a foot long and as thick as her arm, big enough to be seen from the highest balcony. The dyer had done a poor job with the leather, though; the thing was a mottled pink and white, with a bulbous head the color of a plum. Mercy pushed it back into Bobono's breeches and laced him back up. "Mercy," he sang as she tied him tight, "Mercy, Mercy, come to my room tonight and make a man of me."

"I'll make a eunuch of you if you keep unlacing yourself just so I'll fiddle with your crotch."

"We were meant to be together, Mercy," Bobono insisted. "Look, we're just the same height."

"Only when I'm on my knees. Do you remember your first line?" It had only been a fortnight since the dwarf had lurched onto stage in his cups and opened The Anguish of the Archon with the grumpkin's speech from The Merchant's Lusty Lady. Izembaro would skin him alive if he made such a blunder again, and never mind how hard it was to find a good dwarf.

"What are we playing, Mercy?" Bobono asked innocently.

He is teasing me, Mercy thought. He's not drunk tonight, he knows the show perfectly well. "We are doing Phario's new Bloody Hand, in honor of the envoy from the Seven Kingdoms."

"Now I recall." Bobono lowered his voice to a sinister croak. "The seven-faced god has cheated me," he said. "My noble sire he made of purest gold, and gold he made my siblings, boy and girl. But I am formed of darker stuff, of bones and blood and clay, twisted into this rude shape you see before you." With that, he grabbed at her chest, fumbling for a nipple. "You have no titties. How can I rape a girl with no titties?"

She caught his nose between her thumb and forefinger and twisted. "You'll have no nose until you get your hands off me."

"Owwwww," the dwarf squealed, releasing her.

"I'll grow titties in a year or two." Mercy rose, to tower over the little man. "But you'll never grow another nose. You think of that, before you touch me there."

Bobono rubbed his tender nose. "There's no need to get so shy. I'll be raping you soon enough."

"Not until the second act."

"I always give Wendeyne's titties a nice squeeze when I rape her in The Anguish of the Archon," the dwarf complained. "She likes it, and the pit does too. You have to please the pit."

That was one of Izembaro's "wisdoms," as he liked to call them. You have to please the pit. "I bet it would please the pit if I ripped off the dwarf's cock and beat him about the head with it," Mercy replied. "That's something they won't have seen before." Always give them something they haven't seen before was another of Izembaro's "wisdoms," and one that Bobono had no easy answer for. "There, you're done," Mercy announced. "Now see if you can keep in your breeches till it's needed."

Izembaro was calling for her again. Now he could not find his boar spear. Mercy found it for him, helped Big Brusco don his boar suit, checked the trick daggers just to make certain no one had replaced one with a real blade (someone had done that at the Dome once, and a mummer had died), and poured Lady Stork the little nip of wine she liked to have before each play. When all the cries of "Mercy, Mercy, Mercy" finally died away, she stole a moment for a quick peek out into the house.

The pit was as full as ever she'd seen it, and they were enjoying themselves already, joking and jostling, eating and drinking. She saw a peddler selling chunks of cheese, ripping them off the wheel with his fingers whenever he found a buyer. A woman had a bag of wrinkled apples. Skins of wine were being passed from hand to hand, some girls were selling kisses, and one sailor was playing the sea pipes. The sad-eyed little man called Quill stood in the back, come to see what he could steal for one of his own plays. Cossomo the Conjurer had come as well, and on his arm was Yna, the one-eyed whore from the Happy Port, but Mercy could not know those two, and they would not know Mercy. Daena recognized some Gate regulars in the crowd, and pointed them out for her; the dyer Dellono with his pinched white face and mottled purple hands, Galeo the sausage-maker in his greasy leather apron, tall Tomarro with his pet rat on his shoulder. "Tomarro best not let Galeo see that rat," Daena warned. "That's the only meat he puts in them sausages, I hear." Mercy covered her mouth and laughed.

The balconies were filling too. The first and third levels were for merchants and captains and other respectable folk. The bravos preferred the fourth and highest, where the seats were cheapest. It was a riot of bright color up there, while down below more somber shades held sway. The second balcony was cut up into private boxes where the mighty could comport themselves in comfort and privacy, safely apart from the vulgarity above and below. They had the best view of the stage, and servants to bring them food, wine, cushions, whatever they might desire. It was rare to find the second balcony more than half full at the Gate; such of the mighty who relished a night of mummery were more inclined to visit the Dome or the Blue Lantern, where the offerings were considered subtler and more poetic.

This night was different, though, no doubt on account of the Westerosi envoy. In one box sat three scions of Otharys, each accompanied by a famous courtesan; Prestayn sat alone, a man so ancient that you wondered how he ever reached his seat; Torone and Pranelis shared a box, as they shared an uncomfortable alliance; the Third Sword was hosting a half-dozen friends.

"I count five keyholders," said Daena.

"Bessaro is so fat you ought to count him twice," Mercy replied, giggling. Izembaro had a belly on him, but compared to Bessaro he was as lithe as a willow. The keyholder was so big he needed a special seat, thrice the size of a common chair.

"They're all fat, them Reyaans," Daena said. "Bellies as big as their ships. You should have seen the father. He made this one look small. One time he was summoned to the Hall of Truth to vote, but when he stepped onto his barge it sank." She clutched Mercy by the elbow. "Look, the Sealord's box." The Sealord had never visited the Gate, but Izembaro named a box for him anyway, the largest and most opulent in the house. "That must be the Westerosi envoy. Have you ever seen such clothes on an old man? And look, he's brought the Black Pearl!"

The envoy was slight and balding, with a funny grey wisp of a beard growing from his chin. His cloak was yellow velvet, and his breeches. His doublet was a blue so bright it almost made Mercy's eyes water. Upon his breast a shield had been embroidered in yellow thread, and on the shield was a proud blue rooster picked out in lapis lazuli. One of his guards helped him to his seat, while two others stood behind him in the back of the box.

The woman with him could not have been more than a third his age. She was so lovely that the lamps seemed to burn brighter when she passed. She had dressed in a low-cut gown of pale yellow silk, startling against the light brown of her skin. Her black hair was bound up in a net of spun gold, and a jet-and-gold necklace brushed against the top of her full breasts. As they watched, she leaned close to the envoy and whispered something in his ear that made him laugh. "They should call her the Brown Pearl," Mercy said to Daena. "She's more brown than black."

"The first Black Pearl was black as a pot of ink," said Daena. "She was a pirate queen, fathered by a Sealord's son on a princess from the Summer Isles. A dragon king from Westeros took her for his lover."

"I would like to see a dragon," Mercy said wistfully. "Why does the envoy have a chicken on his chest?"

Daena howled. "Mercy, don't you know anything? It's his siggle. In the Sunset Kingdoms all the lords have siggles. Some have flowers, some have fish, some have bears and elks and other things. See, the envoy's guards are wearing lions."

It was true. There were four guards; big, hard-looking men in ringmail, with heavy Westerosi longswords sheathed at their hips. Their crimson cloaks were bordered in whorls of gold, and golden lions with red garnet eyes clasped each cloak at the shoulder. When Mercy glanced at the faces beneath the gilded, lion-crested helm, her belly gave a quiver. The gods have given me a gift. Her fingers clutched hard at Daena's arm. "That guard. The one on the end, behind the Black Pearl."

"What of him? Do you know him?"

"No." Mercy had been born and bred in Braavos, how could she know some Westerosi? She had to think a moment. "It's only... well, he's fair to look on, don't you think?" He was, in a rough-hewn way, though his eyes were hard.

Daena shrugged. "He's very old. Not so old as the other ones, but... he could be thirty. And Westerosi. They're terrible savages, Mercy. Best stay well away from his sort."

"Stay away?" Mercy giggled. She was a giggly sort of girl, was Mercy. "No. I've got to get closer." She gave Daena a squeeze and said, "If the Snapper comes looking for me, tell her that I went off to read my lines again." She only had a few, and most were just, "Oh, no, no, no," and "Don't, oh don't, don't touch me," and "Please, m'lord, I am still a maiden," but this was the first time Izembaro had given her any lines at all, so it was only to be expected that poor Mercy would want to get them right.

The envoy from the Seven Kingdoms had taken two of his guards into his box to stand behind him and the Black Pearl, but the other two had been posted just outside the door to make certain he was not disturbed. They were talking quietly in the Common Tongue of Westeros as she slipped up silently behind them in the darkened passage. That was not a language Mercy knew.

"Seven hells, this place is damp," she heard her guard complain. "I'm chilled to the bones. Where are the bloody orange trees? I always heard there were orange trees in the Free Cities. Lemons and limes. Pomegranates. Hot peppers, warm nights, girls with bare bellies. Where are the bare-bellied girls, I ask you?"

"Down in Lys, and Myr, and Old Volantis," the other guard replied. He was an older man, big-bellied and grizzled. "I went to Lys with Lord Tywin once, when he was Hand to Aerys. Braavos is north of King's Landing, fool. Can't you read a bloody map?"

"How long do you think we'll be here?"

"Longer than you'd like," the old man replied. "If he goes back without the gold the queen will have his head. Besides, I seen that wife of his. There's steps in Casterly Rock she can't go down for fear she'd get stuck, that's how fat she is. Who'd go back to that, when he has his sooty queen?"

The handsome guardsman grinned. "Don't suppose he'll share her with us, afterward?"

"What, are you mad? You think he notices the likes of us? Bloody bugger don't even get our names right half the time. Maybe it was different with Clegane."

"Ser wasn't one for mummer shows and fancy whores. When Ser wanted a woman he took one, but sometimes he'd let us have her, after. I wouldn't mind having a taste of that Black Pearl. You think she's pink between her legs?"

Mercy wanted to hear more, but there was no time. The Bloody Hand was about to start, and the Snapper would be looking for her to help with costumes. Izembaro might be the King of the Mummers, but the Snapper was the one that they all feared. Time enough for her pretty guardsman later.

The Bloody Hand opened in a lichyard.

When the dwarf appeared suddenly from behind a wooden tombstone, the crowd began to hiss and curse. Bobono waddled to the front of the stage and leered at them. "The seven-faced god has cheated me," he began, snarling the words. "My noble sire he made of purest gold, and gold he made my siblings, boy and girl. But I am formed of darker stuff, of bones and blood and clay... "

By then Marro had appeared behind him, gaunt and terrible in the Stranger's long black robes. His face was black as well, his teeth red and shiny with blood, while ivory horns jutted upwards from his brow. Bobono could not see him, but the balconies could, and now the pit as well. The Gate grew deathly quiet. Marro moved forward silently.

So did Mercy. The costumes were all hung, and the Snapper was busy sewing Daena into her gown for the court scene, so Mercy's absence should not be noted. Quiet as a shadow, she slipped around the back again, up to where the guardsmen stood outside the envoy's box. Standing in a darkened alcove, still as stone, she had a good look at his face. She studied it carefully, to be sure. Am I too young for him? she wondered. Too plain? Too skinny? She hoped he wasn't the sort of man who liked big breasts on a girl. Bobono had been right about her chest. It would be best if I could take him back to my place, have him all to myself. But will he come with me?

"You think it might be him?" the pretty one was saying.

"What, did the Others take your wits?"

"Why not? He's a dwarf, ain't he?"

"The Imp weren't the only dwarf in the world."

"Maybe not, but look here, everyone says how clever he was, true? So maybe he figures the last place his sister would ever look for him would be in some mummer show, making fun of himself. So he does just that, to tweak her nose."

"Ah, you're mad."

"Well, maybe I'll follow him after the mummery. Find out for myself." The guardsman put a hand on the hilt of his sword. "If I'm right, I'll be a ma lord, and if I'm wrong, well, bleed it, it's just some dwarf." He gave a bark of laughter.

On stage, Bobono was bargaining with Marro's sinister Stranger. He had a big voice for such a little man, and he made it ring off the highest rafters now. "Give me the cup," he told the Stranger, "for I shall drink deep. And if it tastes of gold and lion's blood, so much the better. As I cannot be the hero, let me be the monster, and lesson them in fear in place of love."

Mercy mouthed the last lines along with him. They were better lines than hers, and apt besides. He'll want me or he won't, she thought, so let the play begin. She said a silent prayer to the god of many faces, slipped out of her alcove, and flounced up to the guardsmen. Mercy, Mercy, Mercy. "My lords," she said, "do you speak Braavosi? Oh, please, tell me you do."

The two guardsmen exchanged a look. "What's this thing going on about?" the older one asked. "Who is she?"

"One of the mummers," said the pretty one. He pushed his fair hair back off his brow and smiled at her. "Sorry, sweetling, we don't speak your gibble-gabble."

Fuss and feathers, Mercy thought, they only know the Common Tongue. That was no good. Give it up or go ahead. She could not give it up. She wanted him so bad. "I know your tongue, a little," she lied, with Mercy's sweetest smile. "You are lords of Westeros, my friend said."

The old one laughed. "Lords? Aye, that's us."

Mercy looked down at her feet, so shy. "Izembaro said to please the lords," she whispered. "If there is anything you want, anything at all... "

The two guardsmen exchanged a look. Then the handsome one reached out and touched her breast. "Anything?"

"You're disgusting," said the older man.

"Why? If this Izembaro wants to be hospitable, it would be rude to refuse." He gave her nipple a tweak through the fabric of her dress, just the way the dwarf had done when she was fixing his cock for him. "Mummers are the next best thing to whores."

"Might be, but this one is a child."

"I am not," lied Mercy. "I'm a maiden now."

"Not for long," said the comely one. "I'm Lord Rafford, sweetling, and I know just what I want. Hike up those skirts now, and lean back against that wall."

"Not here," Mercy said, brushing his hands away. "Not where the play is on. I might cry out, and Izembaro would be mad."

"Where, then?"

"I know a place."

The older guard was scowling. "What, you think can just scamper off? What if his knightliness comes looking for you?"

"Why would he? He's got a show to watch. And he's got his own whore, why shouldn't I have mine? This won't take long."

No, she thought, it won't. Mercy took him by the hand, led him through the back and down the steps and out into the foggy night. "You could be a mummer, if you wanted," she told him, as he pressed her up against the wall of the playhouse.

"Me?" The guardsman snorted. "Not me, girl. All that bloody talking, I wouldn't remember half of it."

"It's hard at first," she admitted. "But after a time it comes easier. I could teach you to say a line. I could."

He grabbed her wrist. "I'll do the teaching. Time for your first lesson." He pulled her hard against him and kissed her on the lips, forcing his tongue into her mouth. It was all wet and slimy, like an eel. Mercy licked it with her own tongue, then broke away from him, breathless. "Not here. Someone might see. My room's not far, but hurry. I have to be back before the second act, or I'll miss my rape."

He grinned. "No fear o' that, girl." But he let her pull him after her. Hand in hand, they went racing through the fog, over bridges and through alleys and up five flights of splintery wooden stairs. The guardsman was panting by the time they burst through the door of her little room. Mercy lit a tallow candle, then danced around at him, giggling. "Oh, now you're all tired out. I forgot how old you were, m'lord. Do you want to take a little nap? Just lie down and close your eyes, and I'll come back after the Imp's done raping me."

"You're not going anywhere." He pulled her roughly to him. "Get those rags off, and I'll show you how old I am, girl."

"Mercy," she said. "My name is Mercy. Can you say it?"

"Mercy," he said. "My name is Raff."

"I know." She slipped her hand between his legs, and felt how hard he was through the wool of his breeches.

"The laces," he urged her. "Be a sweet girl and undo them." Instead she slid her finger down along the inside of his thigh. He gave a grunt. "Damn, be careful there, you — "

Mercy gave a gasp and stepped away, her face confused and frightened. "You're bleeding."

"Wha — " He looked down at himself. "Gods be good. What did you do to me, you little cunt?" The red stain spread across his thigh, soaking the heavy fabric.

"Nothing," Mercy squeaked. "I never... oh, oh, there's so much blood. Stop it, stop it, you're scaring me."

He shook his head, a dazed look on his face. When he pressed his hand to his thigh, blood squirted through his fingers. It was running down his leg, into his boot. He doesn't look so comely now, she thought. He just looks white and frightened.

"A towel," the guardsman gasped. "Bring me a towel, a rag, press down on it. Gods. I feel dizzy." His leg was drenched with blood from the thigh down. When he tried to put his weight on it, his knee buckled and he fell. "Help me," he pleaded, as the crotch of his breeches reddened. "Mother have mercy, girl. A healer... run and find a healer, quick now."

"There's one on the next canal, but he won't come. You have to go to him. Can't you walk?"

"Walk?" His fingers were slick with blood. "Are you blind, girl? I'm bleeding like a stuck pig. I can't walk on this."

"Well," she said, "I don't know how you'll get there, then."

"You'll need to carry me."

See? thought Mercy. You know your line, and so do I.

"Think so?" asked Arya, sweetly.

Raff the Sweetling looked up sharply as the long thin blade came sliding from her sleeve. She slipped it through his throat beneath the chin, twisted, and ripped it back out sideways with a single smooth slash. A fine red rain followed, and in his eyes the light went out.

"Valar morghulis," Arya whispered, but Raff was dead and did not hear. She sniffed. I should have helped him down the steps before I killed him. Now I'll need to drag him all the way to the canal and roll him in. The eels would do the rest.

"Mercy, Mercy, Mercy," she sang sadly. A foolish, giddy girl she'd been, but good hearted. She would miss her, and she would miss Daena and the Snapper and the rest, even Izembaro and Bobono. This would make trouble for the Sealord and the envoy with the chicken on his chest, she did not doubt.

She would think about that later, though. Just now, there was no time. I had best run. Mercy still had some lines to say, her first lines and her last, and Izembaro would have her pretty little empty head if she were late for her own rape.

[свернуть]

Переведите пожалуйста.

[kfmut]

Выложена новая спойлерная глава Тириона.

Элайджа, кого же благодарить за такой подарок?

[Элайджа]

Элайджа, кого же благодарить за такой подарок?

Тех, за упоминание кого здесь банят.

[Элайджа]

Кстати спойлерная глава Арьи.

Спойлер

Она проснулась, глотая воздух и сама не зная, кто она и где.
В ноздрях стоял тяжелый запах крови... или это продолжался кошмар? Ей снова снились волки, снилось, как она бежит по темному сосновому бору и за ней – огромная стая, взяв след добычи.
Комната, серая и сумрачная, тонула в полутьме. Поежившись, девочка села в постели и провела рукой по черепу. Отросшая щетина колола ладонь. «Мне надо побриться, пока Изембаро не увидел. Мерси, меня зовут Мерси, и сегодня меня изнасилуют и убьют». По-настоящему ее звали Мерседина, но все ее звали просто Мерси...
«Но не во сне». Она сделала глубокий вдох, чтобы сердце перестало выть и колотиться, и попыталась вспомнить, что ей снилось, но сон почти успел растаять. Там была кровь – это она помнила, и полная луна над головой, и дерево, которое глядело, как она бежит.
С вечера она отворила ставни, чтобы дать утреннему солнцу себя разбудить – но сейчас за окном комнатушки Мерси не было солнца, только стена текучей серой мглы. С улицы тянуло холодом... и это было хорошо, а иначе бы она проспала весь день до вечера. «Как похоже на Мерси – проспать, когда ее должны изнасиловать».
Ноги покрылись гусиной кожей, одеяло обмоталось вокруг нее, как змея. Девочка размотала его, скинула на голый дощатый пол и голой пошлепала к окну. Браавос заволокло туманом – видно было зеленую воду в канале внизу, булыжную мостовую под зданием, две арки обросшего мхом моста... но дальний конец моста сгинул в серой мгле, и от зданий по ту сторону канала только и осталось, что несколько еле видных огней в окнах. Она услышала тихий плеск в канале – из-под средней арки моста выплыла змея-лодка.
– Который час? – закричала Мерси человеку, который стоял на задранном хвосте змеи, направляя лодку шестом.
Лодочник поднял голову на голос.
– Четыре часа по реву Титана, – его голос отразился эхом от зеленых вод и стен невидимых зданий.
Она не опаздывает – пока нет, но и мешкать не стоит. Мерси – девочка славная и трудолюбивая, но со временем у нее нелады – а сегодня это было бы некстати. В этот вечер во «Вратах» ждали вестеросского посла, и Изембаро не захочет слушать никаких оправданий, даже если их приправить самой милой улыбкой.
Тазик еще с вечера, перед сном, был наполнен водой из канала – она, конечно, была солоновата, но лучше, чем склизкая зеленая дождевая, которая застаивалась в цистерне за домом. Обмакнув тряпку в тазик, девочка обтерлась с головы до пят, время от времени становясь на одну ногу, чтобы потереть мозолистую подошву другой. После мытья она нашла бритву: на бритую голову лучше садится парик – так говорил Изембаро.
Девочка побрилась, надела исподнее и через голову натянула бесформенное бурое платье. Один из чулков просил штопки, как она заметила, надевая его. Об этом придется просить Язву – у самой девочки шитье выходило так плохо, что костюмерша жалела ее и шила сама. «Или можно стянуть из костюмерной пару получше» – но это дело рискованное. Изембаро терпеть не мог, когда актеры выносят костюмы наружу. «Только Вендейны это не касается – отсоси Изембаро член и бери себе любой костюм, какой вздумается». Мерси на эту удочку не попалась, Дейна ее предупреждала.
– Кто сворачивает на эту дорожку, оказывается на «Корабле», где каждый в зрительном зале может переспать с любой красоткой со сцены – если в кошельке у него хватит деньжат.
Башмаки – два комка старой бурой кожи с крапинками морской соли, растрескавшиеся от долгой носки; вместо ремня кусок пеньки, покрашенной в голубой цвет. Девочка завязала его на талии и повесила нож на правом бедре и кошелек на левом, а после всего накинула плащ на плечи. Это был настоящий скомороший плащ – пурпурное сукно подбито красным шелком, сзади капюшон от дождя, и под плащом три потайных кармашка. В одном из них было спрятано несколько монет, в другом железный ключ и в третьем – кинжал. Настоящий кинжал, не такой, как нож для фруктов, какой она носила на бедре – но этот кинжал и не принадлежал Мерси, как и другие сокровища. Мерси принадлежал нож для фруктов – она была создана для того, чтобы есть фрукты, улыбаться, шутить, усердно трудиться и делать, что прикажут.
– Мерси, Мерси, Мерси, – пела она, спускаясь по деревянной лесенке вниз. Занозистые перила, крутые ступеньки и пять пролетов по пути вниз – но поэтому комната и досталась ей так дешево. Поэтому, и еще благодаря улыбке Мерси. Она была лысой и тощей, но улыбка у нее была прелестная, и держалась она с изяществом – даже Изембаро признавал, что в ней это есть. По прямой до «Врат» было совсем недалеко, но для девочки, у которой вместо крыльев ноги, путь предстоял неблизкий. Браавос – город кривой: улицы кривые, переулки еще кривее, а каналы кривее некуда. Обычно девочка ходила дальней дорогой: по Тряпичной улице к Внешней гавани, откуда было видно море и небо над ним, и все что вокруг, от Великой лагуны до Арсенала и заросших соснами склонов Щита Селлагоро. Моряки махали ей, когда она проходила мимо причалов, звали ее с бортов вымазанных дегтем иббенских китобоев и пузатых вестеросских коггов. Мерси не всегда понимала язык, но знала, что ей кричат. Иногда она улыбалась в ответ и кричала морякам, что они смогут найти ее во «Вратах» – если у них найдутся деньги.
Дальняя дорога приводила ее на Мост Глаз с его резными каменными ликами. С высоты середины моста, между арками, было видно весь город: зеленые медные купола Дворца Истины, лес мачт в Пурпурной гавани, высокие башни поместий и золотую молнию, которая поворачивалась на шпиле над дворцом Морского Начальника... даже бронзовые плечи Титана по ту сторону темно-зеленого залива. Но это все было видно только тогда, когда над Браавосом светило солнце. Когда в городе стоял туман, кроме серой мглы, ничего не было видно – так что Мерси избрала короткую дорогу, чтобы сберечь свои бедные заношенные башмачки.
Туман словно расступался перед ней и смыкался за спиной, булыжник под ногами был мокрым и скользким, и где-то жалобно вопил кот. Браавос был раем для кошек, и они бегали повсюду, особенно по ночам. «В тумане все кошки серы, – думала Мерси. – В тумане все люди – убийцы».
Ей ни разу не доводилось видеть такой густой туман, как сегодня. На больших каналах лодочники наверняка сталкиваются друг с другом в своих змеях-лодках, не видя по сторонам ничего, кроме тусклого света из окон.
Мерси разминулась со стариком, который шел навстречу с фонарем в руках, и позавидовала тому, что у него есть свет. На улице стоял такой сумрак, что нельзя было толком разглядеть, куда ступаешь. В кварталах города победнее дома, лавки и склады лепились один к другому, наваливались друг на друга, как пьяные любовники, верхние этажи сходились так близко, что с одного балкона можно было перешагнуть на другой, напротив. Улицы там превращались в темные туннели, где каждый шаг отдавался эхом, а узкие каналы были особо опасны, поскольку во многих домах отхожие места нависали над водой. Изембаро обожал представлять на сцене речь Морского Начальника из «Печальной купеческой дочери», о том, как «здесь еще стоит последний из Титанов, расставив ноги на каменных плечах своих собратьев», но Мерси больше нравилось другое место из той же пьесы – где толстый купец справляет большую нужду на голову Морского Начальника, когда тот плывет внизу по каналу в своей пурпурной с золотом барже. Говорили, что такое могло случиться только в Браавосе, и только в Браавосе и Морской Начальник, и простой моряк могли надрывать животики со смеху, глядя на это зрелище.
«Врата» стояли у самого края Затонувшего Города, между Внешней и Пурпурной гаванями. Здесь когда-то сгорел старый склад, и земля под ним с каждым годом понемногу уходила в море, так что участок достался Изембаро дешево. На полузатопленном каменном фундаменте склада Изембаро воздвиг свой похожий на пещеру театр. Быть может, у «Купола» или «Голубого фонаря» окружение будет поизысканнее, говорил он своим актерам, но здесь, в квартале между гаванями, театр никогда не будет знать недостатка в зрителях – моряках и шлюхах. Тут же по соседству был и «Корабль», и к причалу, где это плавучее заведение было пришвартовано уже лет двадцать, каждый день стягивались приличные толпы – так что и «Врата» должны процветать, так говорил Изембаро.
Время подтвердило справедливость его слов. С годами по мере просадки здания сцену перекосило, костюмы актеров страдали от плесени, а в затопленном подполе гнездились водяные змеи, но все это никак не тревожило труппу, пока театр продолжал собирать полные залы.
Последний мост – из веревок и отсыревших досок – казалось, уходил в никуда, но причиной тому был туман. Мерси перебежала его, стуча каблуками по дереву. Туман раздвинулся перед ней, словно рваный серый занавес, открыв здание театра. Масляный желтый свет лился из дверей, и Мерси были слышны голоса внутри. У входа Большой Бруско замазал название предыдущего представления и написал вместо этого большими красными буквами: «Кровавый десница». Под надписью он намалевал кроваво-красную руку для тех, кто не умел читать. Мерси остановилась, чтобы посмотреть.
– Красивая рука, – сказала она ему.
– Большой палец криво вышел, – Бруско мазнул кистью по нарисованной руке. – Король Актеров про тебя спрашивал.
– Было так темно, что я проспала.
Когда Изембаро впервые объявил себя Королем Актеров, труппа нашла в этом своеобразное удовольствием, наслаждалась негодованием соперников из «Купола» и «Голубого фонаря». Со временем, однако, Изембаро начал относиться к своему титулу излишне серьезно.
– Он теперь играет только королей, – закатывал глаза Марро, – и если в пьесе нет ни одного короля, он и ставить ее не захочет.
В «Кровавом деснице» было целых два короля, толстяк и мальчик. Изембаро играл толстяка – роль не очень большая, но у него был красивый монолог перед смертью, а еще перед этим впечатляющий бой с демоническим вепрем. Пьесу написал Фарио Форель, который исторгал своим пером больше крови, чем любой другой сочинитель в Браавосе.
Мерси обнаружила, что труппа уже собралась за кулисами, и прошмыгнула между Дейной и Язвой в задний ряд, надеясь, что ее опоздание не заметят. Изембаро рассказывал всем, что в этот вечер, по его ожиданиям, «Врата» будут забиты до отказа, несмотря на туман.
– Король Вестероса прислал своего посла, дабы воздать по заслугам Королю Актеров, – вещал он перед своей труппой. – Мы не желаем разочаровать нашего брата-монарха.
– «Мы»? – переспросила Язва, которая шила костюмы актерам. – Он там теперь не один?
– Он такой толстый, что считается за двоих, – прошептал Бобоно. У каждой труппы должен быть свой карлик – Бобоно был их карликом. Завидев Мерси, он одарил ее сальным взглядом. – Ого, – сказал он, – вот и она. Готова ли малютка, чтобы ее изнасиловали?
Он пошлепал себя по губам, а Язва наградила его подзатыльником:
– Тихо.
Король Актеров не обратил никакого внимания на этот краткий беспорядок. Он продолжал свою речь, рассказывая актерам, насколько великолепно они должны сыграть. Кроме вестеросского посла, среди зрителей будут ключники, а также знаменитые куртизанки, и Изембаро не желал, чтобы все эти благородные господа ушли из «Врат» недовольными.
– Кто подведет меня, тому добра не ждать, – пообещал он, и эта угроза была позаимствована из монолога, который принц Гэрин произносит перед битвой в «Ярости драконьих владык», дебютной пьесе Фарио Фореля.
К тому времени, как Изембаро окончил свою речь, до представления осталось меньше часа, и актеры изрядно нервничали. Во «Вратах» только и было слышно, как Мерси зовут то туда, то сюда.
– Мерси, – умоляла ее подруга Дейна, – леди Сторк опять наступила на подол платья. Помоги пришить.
– Мерси, – звал Неведомый, – принеси кровавую пасту, у меня рог отклеился.
– Мерси, – гудел сам Изембаро Великий, – куда ты засунула мою корону, девчонка? Я не могу выйти на сцену без короны. Как они поймут, что я король?
– Мерси, – пищал карлик Бобоно, – Мерси, у меня что-то развязалось, и член вываливается.
Она принесла липкую пасту и приклеила левый рог Неведомого ему обратно на лоб. Она нашла корону Изембаро в уборной, где он вечно ее забывал, и помогла пришпилить ее к парику, а затем сбегала за иголкой и ниткой, чтобы Язва могла пришить подол парчового платья, которое королева должна была носить в сцене свадьбы.
И член Бобоно действительно вываливался – такое у него было устройство, специально для сцены с изнасилованием. «Ну и мерзкая же штука», думала Мерси, когда ей пришлось стать перед карликом на колени, чтобы поправить член. Он был не меньше фута длиной и толщиной с ее руку – таких размеров, чтобы его было видно с самой высокой галереи. Мастер, однако, довольно скверно выкрасил кожу – штуковина вышла крапчатой, бело-розовой, с головкой цвета зрелой сливы. Мерси пристроила его назад на бриджи Бобоно и зашнуровала.
– Мерси, – пел он, когда она затягивала завязки, – Мерси, Мерси, приходи ко мне в спальню и сделай меня мужчиной.
– Я тебя евнухом сделаю, если ты не перестанешь распускать завязки только для того, чтобы я потрогала тебя за пипку.
– Мы созданы друг для друга, Мерси, – настаивал Бобоно. – Посмотри, мы одного роста.
– Только когда я становлюсь на колени. Ты не забыл свою первую строчку?
Не далее как две недели назад карлик вышел на сцену во хмелю и открыл «Тоску архонта» монологом грамкина из «Похотливой купчихи». Изембаро пообещал, что освежует Бобоно заживо, если он во второй раз устроит такой конфуз, и не посмотрит, как тяжело найти хорошего актера-карлика.
– А что мы сегодня ставим, Мерси? – невинно осведомился Бобоно.
«Он просто дразнится, – сообразила Мерси. – Он трезв и прекрасно знает пьесу».
– Мы ставим новую пьесу Фарио, «Кровавого десницу», в честь посла из Семи Королевств.
– Теперь я вспомнил, – Бобоно понизил голос до зловещего шепота. – Как надо мною поглумился семиликий бог! Благородный мой родитель был из золота изваян, и золотыми были мои брат с сестрою. Но меня творец слепил из мерзости – костей, крови и глины, небрежно, кое-как скомкав из них убогое обличье, то, что стоит пред вашими глазами, – с этими словами он ухватил девочку за грудь, неуклюже нащупывая сосок. – Ну вот как мне насиловать женщину без сисек?
Мерси ухватила его большим и указательным пальцами за нос и скрутила.
– Не уберешь руки – останешься без носа.
– А-а-а-ай, – запищал карлик, отпуская ее.
– Сиськи у меня вырастут через год или два, – Мерси поднялась на ноги и нависла над коротышкой, – а вот новый нос у тебя никогда не отрастет. Так что подумай, прежде чем в другой раз распускать руки.
Бобоно потер пострадавший нос.
– Нечего стесняться, я все равно тебя скоро изнасилую.
– Не раньше второго акта.
– Когда я насилую Вендейну в «Тоске архона», я всегда мну ее сиськи как следует, – пожаловался карлик. – Ей это нравится, и зрителям тоже. Надо же угодить зрителям.
Это была одна из «мудростей» Изембаро, как он любил их называть. Надо угодить зрителям.
– Думаю, зрителям еще больше понравится, если я оторву карлику член и отлуплю его этим членом по голове, – заявила Мерси. – Уж этого они точно никогда не видели.
«Показывать зрителям то, чего они никогда не видели» – это тоже была одна из «мудростей» Изембаро, и Бобоно не нашелся, что ответить.
– Ну вот и готово, – сказала Мерси. – Посмотрим, сумеешь ли ты удержать его в штанах до тех пор, пока он не понадобится.
Изембаро опять ее звал – на этот раз он не мог найти копье для охоты на вепря. Мерси разыскала оружие, помогла Большому Бруско надеть костюм вепря, проверила бутафорские кинжалы – не заменил ли кто один из них настоящим клинком (такое уже случалось в «Куполе» и закончилось гибелью актера), а также налила леди Сторк штоф чарку вина, без которой актриса не могла выйти на сцену. Когда все призывы «Мерси, Мерси, Мерси» наконец затихли, она улучила момент, чтобы заглянуть из-за кулис в театр.
В зале было больше народу, чем ей когда-либо приходилось видеть, и они уже развлекались вовсю, шутя, пихаясь локтями, поглощая еду и напитки. Она заметила разносчика, который торговал ломтями сыра и отламывал их от большой сырной головы каждый раз, когда на них находился покупатель. Среди зрителей толклась женщина с мешком сморщенных яблок. Бурдюки с вином переходили из рук в руки, девушки торговали поцелуями, и какой-то моряк играл на волынке. Тут был и Коссомо-Фокусник, и рука об руку с ним Ина, одноглазая шлюха из «Счастливого порта», но Мерси не могла знать этих двоих, а они не знали Мерси. Дейна заприметила в толпе нескольких завсегдатаев «Врат» и показывала их подруге: красильщика Деллоно с изможденным белым лицом и руками в пурпурных пятнах; Галео-колбасника в сальном кожаном фартуке, верзилу Томарро с ручной крысой на плече.
– Лучше Томарро не показывать Галео эту свою крысу, – предупреждала Дейна. – Он никакого другого мяса в свои колбасы не кладет – я так слышала.
Мерси прикрыла рот ладонью и засмеялась.
Галереи наверху тоже полнились народом. Первый и третий ярусы предназначались для купцов, капитанов и прочей респектабельной публики. Головорезы-брави предпочитали четвертый, самый высокий ярус, где были самые дешевые сидячие места. Там, наверху, буйствовали яркие краски, тогда как на ярусах ниже господствовали цвета поскромнее и потемнее. Второй ярус был разделен на отдельные ложи, чтобы знатные господа могли расположиться в удобстве и приватности, будучи огражденными от грубого мужичья над ними и под ними. Оттуда сцену было видно лучше всего, и слуги носили туда кушанья, вино, подушки – все, чего мог пожелать знатный посетитель. Нечасто второй ярус во «Вратах» заполнялся больше чем наполовину: если уж знатный господин и желал посвятить вечер театру, он скорее отправился бы в «Купол» или «Голубой фонарь», где представления были изящнее и поэтичнее.
В эту ночь все было по-другому – и причиной тому, без сомнения, был вестеросский посол. В одной из лож сидели три члена рода Отерисов, каждый в компании знаменитой куртизанки; Престейн, такой древний старец, что непонятно, как он вообще добрался до своего места, сидел в своей ложе один; Торон и Пранелис, состоявшие в стесняющем их союзе, сидели вдвоем; Третий Меч пригласил в свою ложу с полдюжины друзей.
– Я насчитала пять ключников, – сказала Дейна.
– Бессаро такой толстый, что надо посчитать его за двоих, – захихикала Мерси. Изембаро был весьма дороден, но по сравнению с Бессаро казался стройным, точно тополь. Ключник был таким огромным, что ему и кресло понадобилось особенное, втрое больше обычного.
– Они все толстые, эти Рейяны, – сказала Дейна. – Животы у них еще больше, чем корабли. Видела бы ты его отца – по сравнению с ним Бессаро еще маленький. В один прекрасный день его вызвали во Дворец Истины для голосования, и стоило ему погрузиться на баржу, как она тут же пошла ко дну, – она двинула Мерси локтем. – Смотри на ложу Морского Начальника.
Морской Начальник никогда не бывал во «Вратах», но Изембаро все равно выделил ему отдельную ложу – самую большую и самую роскошную во всем театре.
– Это, должно быть, вестеросский посол. Ты когда-нибудь видела такие одежды на таком старике? И смотри, он привел с собой Черную Жемчужину!
Посол оказался человеком худосочным и лысеющим, с потешным седым пучком волос, торчащим с подбородка. На нем был желтый бархатный плащ и бриджи такого же цвета, а дублет был настолько ярко-синим, что у Мерси едва не заслезились глаза. На груди у него был желтой нитью вышит щит и на этом щите – гордый голубой петушок, набранный из ляпис-лазури. Один из гвардейцев помог ему устроиться в кресле, тогда как двое других встали у стены позади ложи.
Компаньонка посла была, наверное, втрое его моложе, и она была так красива, что светильники, казалось, загорались ярче, когда она проходила мимо. Она носила платье с низким вырезом, и его бледно-желтый шелк был ослепителен на фоне светло-коричневой кожи. Черные волосы были убраны под сеть из золотой канители, и ожерелье из золота и черного гагата терлось о верх полных грудей. На глазах Мерси и Дейны женщина наклонилась к послу и прошептала ему на ухо что-то, что заставило его засмеяться.
– Надо им называть ее Коричневая Жемчужина, – сказала Мерси Дейне. – Она скорее коричневая, чем черная.
– Первая Черная Жемчужина была черной, как чернильница, – сказала Дейна. – Она была пиратской королевой, а ее родителями были сын Морского Начальника и принцесса с Летних Островов. Король-дракон из Вестероса взял ее себе в любовницы.
– Я бы хотела увидеть дракона, – мечтательно сказала Мерси. – Почему у посла на груди курица?
Дейна взвыла.
– Мерси, разве ты ничего не знаешь? Это его херб. В Закатных Королевствах у каждого лорда есть свой херб – у некоторых цветы, у некоторых рыбы, у некоторых медведи, лоси и всякое другое. Смотри, у гвардейцев посла львы на плащах.
И действительно. Всего гвардейцев было четверо: крупные, суровые на вид мужчины в кольчугах, с тяжелыми вестеросскими мечами в ножнах у бедра. Края алых плащей окаймляли золотые завитки, и каждый плащ на плече скрепляла пряжка в виде золотого льва с красными гранатовыми глазами. Когда Мерси глянула на лица под золочеными гривастыми шлемами, в животе у нее что-то перевернулось. «Боги прислали мне подарок». Она сжала пальцами руку Дейны.
– Вон тот гвардеец. Тот с краю, за Черной Жемчужиной.
– Что с ним не так? Ты его знаешь?
– Нет, – Мерси родилась и выросла в Браавосе, откуда ей знать какого-то вестеросца? Она задумалась на мгновение. – Просто... знаешь, он красивый, ты так не думаешь?
Гвардеец был красавчик – на свой грубый лад, хотя глаза у него были жестокие.
Дейна пожала плечами.
– Он же старый. Не такой старый, как остальные, но... ему лет тридцать, не меньше. И он вестеросец. Они все ужасные дикари, Мерси. От таких людей лучше держаться подальше.
– Держаться подальше? – Мерси захихикала. Она была смешливой девочкой, эта Мерси. – Нет, мне надо подержаться поближе, – она обняла Дейну за плечи и сказала, – если Язва будет меня искать, скажи ей, что я отошла, чтобы повторить роль.
В пьесе у нее было всего несколько реплик, и большая часть из них была такого сорта: «Нет-нет-нет» и «Не надо, не надо, не трогайте меня» и «Сжальтесь, милорд, я еще девица», но это был самый первый раз, когда Изембаро дал ей какие-нибудь реплики, и можно было ожидать, что бедняжка Мерси только и думает, как правильно их произнести.
Посол из Семи Королевств взял с собой в ложу двух гвардейцев, чтобы они стояли за спиной у него с Черной Жемчужиной, а двоих других поставил снаружи у двери, чтобы никто не смел его беспокоить. В тот момент, когда девочка бесшумно проскользнула за ними в темный закуток, они тихо беседовали на общем языке Вестероса. Мерси этого языка знать не могла.
– Семь преисподних, в этом городе сыро, – жаловался ее гвардеец. – Я продрог до костей. Где апельсиновые деревья? Я всегда слышал, что в Вольных Городах есть апельсиновые деревья. Лимоны и лаймы. Гранаты. Острый перец, теплые ночи, девушки с голыми животиками. Где девушки с голыми животиками, я тебя спрашиваю?
– На юге – в Лисе, Мире, Старом Волантисе, – отвечал другой воин. Это был пожилой человек, пузатый и поседелый. – Я как-то ездил в Лис с лордом Тайвином, когда он еще был десницей Эйриса. Браавос севернее Королевской Гавани, балда – ты смотрел когда-нибудь на карту?
– И сколько нам тут мариноваться?
– Дольше, чем тебе хочется, – сказал пожилой гвардеец. – Если он вернется без золота, королева снимет с него голову. Кроме того, видел я его жену. Есть в Утесе Кастерли такие лестницы, по которым она боится спускаться, чтобы не застрять – настолько она толстая. Ну какой дурак поедет назад к такой женушке, если здесь его встречает такая черная королева?
Красивый гвардеец ухмыльнулся.
– Как думаешь, он потом с нами поделится?
– Умом тронулся? Думаешь, он нас вообще замечает? Клятый петух даже имена наши перевирает через раз. У вас с Клиганом было по-другому?
– Сира скоморошьи представления и шлюхи с рюшечками не особо интересовали. Когда сир хотел женщину, он ее брал, но после иногда и нам давал попользоваться. Если и мне перепадет немного этой Черной Жемчужины, возражать не буду. Как думаешь, между ног она розовая?
Мерси хотелось послушать еще, но времени не было. Представление вот-вот начнется, и Язва будет искать девочку, чтобы та помогла ей с костюмами. Изембаро, может быть, и был Королем Актеров, но по-настоящему в его театре боялись одну Язву. Время для красавчика-гвардейца найдется позже.
Действие «Кровавого десницы» начиналось на кладбище.
Когда карлик внезапно появился из-за деревянного надгробия, публика разразилась шиканьем и бранью. Бобоно вперевалку прошел к краю сцены и окинул зрителей хитрым взглядом.
– Как надо мною поглумился семиликий бог! – зарычал он. – Благородный мой родитель был из золота изваян, и золотыми были мои брат с сестрою. Но меня творец слепил из мерзости – костей, крови и глины...
В этот момент за его спиной появился Марро – костлявый и страшный в черной хламиде Неведомого. Его лицо тоже было вымазано черным, красные зубы блестели от крови, а надо лбом торчали костяные рога. Бобоно его не видел, но с галерей Неведомого было видно, а теперь его видела и публика в зале. Во «Вратах» воцарилась гробовая тишина, и Марро безмолвно двинулся вперед.
Точно так же вперед двинулась и Мерси. Все костюмы уже повешены, и Язва занята, зашивая Дейну в платье для сцены при дворе короля, так что отсутствия Мерси никто не заметит. Тихая, как тень, она опять проскользнула во внешний коридор, там, где у дверей ложи посла стояли на страже гвардейцы. Из темного закутка, неподвижная, как камень, она долго разглядывала его лицо – изучала внимательно, чтобы действовать наверняка. «Не слишком ли я для него маленькая? – думала она. – Недостаточно красивая? Слишком плоская?» Оставалось надеяться, что этот человек не из тех, кто предпочитает большие груди – уж о ее-то груди Бобоно был прав. «Лучше всего было бы, если бы он пошел со мной домой – тогда бы он весь был мой. Но пойдет ли он со мной?».
– Как думаешь, это может быть он? – говорил красавец.
– Иные тебя побери, сдурел, что ли?
– А почему бы и нет? Он же карлик, разве нет?
– Бес – не единственный карлик в мире.
– Может, и нет, но сам подумай – все только и говорят, какой он был хитрый, правда? Может, он раскинул мозгами и решил, что последнее место в мире, где сестра будет его искать – какой-то скомороший балаган, где он будет представлять себя самого. Может, он так и делает, чтобы утереть ей нос.
– Ты спятил.
– Ну, может, мне стоит проследить за ним после представления и самому все выяснить, – гвардеец положил руку на рукоять меча. – Если я прав, стану лордом, а если неправ – ну и хрен с ним, карликом больше, карликом меньше, – и он заржал.
На сцене Бобоно заключал сделку со зловещим Неведомым-Марро. Для такого коротышки у него был очень звучный голос, и сейчас этот голос наполнял зал до самых высоких стропил наверху.
– Дай кубок мне, чтобы упиться, – говорил он Неведомому. – И ежели на языке почувствую вкус золота и львиной крови – что ж, тем лучше для меня. Раз уж не вышел из меня герой, то надлежит мне стать чудовищем и людям страх внушать, а не любовь.
Мерси безмолвно повторяла за ним последние реплики – они были лучше, чем ее собственные, и более подходящие. «Либо он меня захочет, либо нет, – подумала она, – и пусть начнется представление». Она произнесла про себя молитву многоликому богу, выскользнула из своего закутка и бросилась к гвардейцам. Мерси, Мерси, Мерси.
– Милорды, – сказала она, – не говорите ли вы по-браавосски? Прошу вас, скажите, что это так.
Гвардейцы обменялись недоуменными взглядами.
– Что это? – спросил пожилой. – Кто она такая?
– Одна из скоморохов, – сказал красавчик. Он откинул светлые волосы со лба и улыбнулся ей. – Прости, малышка, мы не говорим на вашей тарабарщине.
«Пропадите вы пропадом, – подумала Мерси, – они знают только общий язык». Это было плохо – теперь либо сдавайся, либо иди в наступление, а сдаваться она не могла, потому что хотела красавчика всем нутром.
– Я немножко говорю по-вашему, – соврала она с самой милой улыбкой Мерси. – Моя подруга сказала, что вы лорды из Вестероса.
Пожилой покатился со смеху.
– Лорды? Да, это мы и есть.
Мерси уставилась себе под ноги, робея.
– Изембаро сказал, что лордов надо порадовать, – прошептала она. – Если вам что-то нужно, что угодно...
Гвардейцы снова обменялись взглядами, затем красавчик потянулся к ней и потрогал за грудь.
– Что угодно?
– Ну и мразь же ты, – сказал пожилой.
– Да что такого? Если уж этот Изембаро хочет нас попотчевать, грех отказываться, – он щипнул ее за сосок сквозь ткань платья, точно так же, как это делал карлик, когда она поправляла ему член. – Актриски только немногим хуже шлюх.
– Может быть, но это же ребенок.
– Нет, – соврала Мерси, – я уже девушка.
– Ну, это ненадолго, – сказал красавчик. – Я лорд Раффорд, милашка, и я знаю, что мне угодно. Ну-ка, задери юбки, да наклонись вон к той стене.
– Не здесь, – сказала Мерси, отталкивая его руки. – Не сейчас, когда идет представление. Я могу закричать, и Изембаро будет сердиться.
– Тогда где?
– Я знаю место.
Пожилой гвардеец заворчал:
– Думаешь отлучиться со службы? Что если его сирство спросит, куда ты подевался?
– С чего это? Он смотрит представление. И у него есть своя собственная шлюха – так почему бы мне не перепихнуться со своей? Много времени это не займет.
«Нет, – подумала она, – не займет». Мерси взяла его за руку, вывела через черный ход, и дальше по лестнице, наружу, в туманную ночь.
– Вы могли бы сами стать актером, если бы захотели, – сказала ему девочка, когда красавчик прижал ее к стене театра.
– Я? – фыркнул гвардеец. – Только не я, малышка. Вся эта ваша говорильня – я и половины не запомню.
– Поначалу это трудно, – признала она. – Но со временем привыкаешь – я могу научить вас, как произносить свою роль. Я могу.
Красавчик сжал ее запястье.
– Учить здесь буду я – вот и первый урок, – он притянул ее руку к себе и поцеловал в губы, запихнув Мерси в рот свой язык, мокрый и склизкий, как угорь. Мерси облизнула его своим языком, а затем отпрянула назад, не переводя дыхания:
– Не здесь. Кто-нибудь может нас увидеть. У меня есть комната поблизости, но надо поторопиться. Мне надо вернуть ко второму действию, или я пропущу свое изнасилование.
Красавчик ухмыльнулся.
– Этого не бойся, малышка, – но он все же дал ей повести себя за собой. Держась за руки, они бежали сквозь туман, по мостам и переулкам, вверх по пяти пролетам занозистой деревянной лестницы. К тому времени, когда Мерси и ее мужчина заскочили в дверь ее комнатушки, гвардеец задыхался. Мерси зажгла сальную свечу и, хихикая, заплясала вокруг своего гостя.
– А вот вы и умотались, милорд – я и забыла, какой вы старый. Хотите прилечь и вздремнуть? Просто ложитесь, закройте глаза, я вернусь сразу же, как только Бес меня изнасилует.
– Никуда ты не пойдешь, – красавчик грубо притянул ее к себе. – Скидывай эти тряпки, и я покажу тебе, какой я старый, малышка.
– Мерси, – сказала она. – Меня зовут Мерси. Можете повторить?
– Мерси, – повторил он. – Меня зовут Рафф.
– Я знаю, – она сунула руку ему между ног, потрогав твердо стоящий член через ткань бриджей.
– Завязки, – торопил ее гвардеец, – давай, малышка, развяжи их.
Вместо этого ее палец скользнул ниже, по внутренней стороне бедра. Рафф заворчал.
– Эй, поосторожнее там, ты...
Мерси сглотнула воздух и отступила на шаг с растерянным лицом:
– У вас там кровь идет.
– Чего? – он глянул вниз, – боги, помилуйте. Что ты со мной сделала, маленькая дрянь?
Красное пятно расползалось по бедру, плотная ткань намокала.
– Ничего, – пискнула Мерси. – Я никогда... ох, здесь столько крови. Прекратите, пожалуйста, вы меня пугаете.
Гвардеец ошеломленно потряс головой; когда он прижал руку к бедру, кровь брызнула между пальцами. Она стекала вниз по ноге в сапог. Теперь Рафф не казался таким уж красивым – скорее белым и напуганным.
– Полотенце, – выдохнул гвардеец. – Дай полотенце, тряпку какую-нибудь, прижми ее. Боги, мне нехорошо, – его ногу от бедра заливало кровью, и когда Рафф попытался перенести на нее вес, колено подломилось, и он рухнул на пол. – Помоги, – молил он, а бриджи в паху заплывали красным. – Матерь всеблагая, девочка. Врача... беги, найди мне врача, скорее.
– У соседнего канала живет один, но он сюда не пойдет. Надо идти к нему. Идти сможете?
– Идти? – пальцы Раффа были склизки от крови. – Малышка, ты ослепла, что ли? Из меня кровь хлещет, как из резаной свиньи. Я идти не смогу.
– Ну, – сказала она, – даже не знаю, как вам туда попасть.
– Придется уж тебе меня нести.
«Видишь? – подумала Мерси. – Ты знаешь свою роль, а я свою».
– Нести, говоришь? – любезно спросила Арья.
Рафф-Красавчик успел вскинуть глаза, когда длинное тонкое лезвие выпорхнуло у нее из рукава. Она приставила нож к горлу гвардейца, под челюстью, повернула и резанула наискось одним плавным движением. Пролился славный красный ливень, и глаза Раффа потухли.
– Валар моргулис, – прошептала Арья, но Рафф был мертв и этого уже не услышал. Она шмыгнула носом. «Надо было помочь ему спуститься по лестнице, прежде чем добивать. Теперь придется тащить его вниз до самого канала и скинуть в воду». Остальное сделают угри.
– Мерси, Мерси, Мерси, – грустно пропела она. Глупая ветреная девочка с добрым сердцем. Арья будет по ней скучать – и она будет скучать и по Дейне, и по Язве, и по всем остальным, даже по Изембаро и Бобоно. Эта ее выходка прибавит забот и Морскому Начальнику, и послу с курицей на груди – в этом она не сомневалась.
Но об этом она подумает позже – сейчас времени нет. Надо бежать. У Мерси еще осталось несколько реплик – ее первые реплики и последние, и Изембаро снимет с нее миленькую маленькую пустую головку, если она опоздает на свое изнасилование.

[свернуть]

[kfmut]

Тех, за упоминание кого здесь банят.

понятно, поблагодарил там

[Superradge]

     Вот поминальный список и ещё сократился .

[Дедуля Гэллегера]

По книге Ломми отказался нести действительно Рафф, а по сериалe- вроде Полливер? 

[Dolorous Malc]

По книге Ломми отказался нести действительно Рафф, а по сериалe- вроде Полливер? 

Да какая разница? Все эти клигановские бандиты по большому счёту взаимозаменяемы.
Выделялся только Тиклер - профи, золотые руки - да сам Гора.

[sharra]

Люди! Есть какие нибудь прогнозы по поводу сроков написания интересующей нас всех книги? Если есть в какой ето теме?

[kfmut]

да было здесь где-то недавно в новостях к четвертому сезону сериала, что Мартин хочет добить книжку до начала съёмок соответсвующего сезона сериала, 6-ого, как я понимаю, типа край это 2015-ый год, но "хотелок" у нас у каждого мульон

[sharra]

Спасибочки! Про "хотелки" и "мульоны" очень смешно!

[Леди Боли]

[kwint]

И что там читали? Я что-то найти не могу...

[Shaidar_Haran_v.3.0]

И что там читали? Я что-то найти не могу...

ConCarolinas Westerlands Reading

[kwint]

ConCarolinas Westerlands Reading

Спасибо! Это я видел )) Только никакие это не "Ветра..." ))) Ошибка в расписании...