33. Тирион (8)

[Xanvier Xanbie]

 «Селейсори Кхоран» была уже в семи днях пути от Волантиса, когда Пенни наконец показалась из своей каюты. Она выползла на палубу, ни дать ни взять какая-нибудь робкая лесная зверюшка, пробудившаяся после долгой зимней спячки.
Светало, и красный жрец зажег ночное пламя в большой железной жаровне посередине корабля, а команда собралась кругом помолиться. Голос Мокорро был точно большой барабан, гудевший где-то глубоко в объемистом туловище жреца.
– Благодарим тебя за солнце, что согревает нас, – молился он. – Благодарим тебя за звезды, что охраняют нас в плавании через это холодное черное море.
Это был крупный мужчина, ростом выше сира Джораха и такой толщины, что хватило бы на двоих рыцарей; его красные одежды были расшиты по краю рукава, по подолу и у воротника оранжевыми атласными языками пламени. Кожа у жреца была черная, как сажа, волосы – белые, как снег; на щеках и на лбу были вытатуированы еще языки пламени, желтые и оранжевые. У Мокорро был железный посох в его собственный рост, увенчанный драконьей головой; когда жрец бил тупым концом посоха о палубу, у дракона из пасти вырывался язычок зеленого пламени.
Жрецу вторили стражники – пять воинов Пламенной Длани. Они молились на языке Старого Волантиса, но Тирион услышал достаточно, чтобы уловить суть. «Зажги наш огонь и защити нас от тьмы, ля-ля-ля, озари наш путь и пригрей нас, ночь темна и полна ужасов, убереги нас от всякой жути, ля-ля-ля и тыры-пыры».
Он, впрочем, не стал озвучивать эти свои мысли. Тирион Ланнистер не видел проку ни в каких богах, но на этом корабле разумнее было проявить хоть немного почтения к красному Рглору. Джорах Мормонт снял с Тириона кандалы, как только корабль отошел достаточно далеко от берега, и карлику не хотелось давать рыцарю повод снова их на него нацепить.
«Селейсори Кхоран» представляла собой неуклюжую лохань в пятьсот коротких тонн водоизмещением, с большим трюмом, высокими надстройками на носу и на корме и одной-единственной мачтой между ними. На баковой надстройке торчала нелепейшая носовая фигура – какая-то изъеденная червями деревянная статуя с выражением страдающего запором на лице и свитком подмышкой. Тирион в жизни не видел корабля уродливее.
Команда была ничуть не краше. Капитан – черствый сквернослов с брюшком и близко посаженными жадными глазами – прескверно играл в кайвассу и совсем не умел проигрывать. Еще на корабле служили четыре его помощника, все вольноотпущенники, и пятьдесят приписанных к кораблю рабов – у каждого на щеке было вытатуировано грубое подобие носовой фигуры когга. Сколько ни твердил Тирион морякам, что его зовут Хугор Хилл, они не без удовольствия звали его Безносым.
Три помощника и добрые три четверти команды были рьяными почитателями Владыки Света. Тирион не был так уверен в отношении капитана, который каждый раз выходил на палубу во время вечерней молитвы, но другого участия в ней не принимал. Но настоящим хозяином «Селейсори Кхоран» был Мокорро – по крайней мере, на время этого путешествия.
– Владыка Света, благослови раба твоего Мокорро и озари ему путь во тьме мира, – гудел красный жрец. – Защити твоего благочестивого раба Бенерро. Даруй ему отвагу. Даруй ему мудрость. Наполни его сердце огнем.
В этот момент Тирион заметил Пенни – та наблюдала за представлением с крутой лестницы, уходящей под кормовую надстройку. Карлица стояла на нижней ступеньке, так что видна была только голова. Под чепцом видны были одни глаза, большие и ярко блестящие в свете жаровни. При ней была собака – тот самый большой серый пес, на котором карлица ездила на потешных турнирах.
– Миледи, – мягко сказал Тирион. Конечно, никакой она была не леди, но он никак не мог заставить себя произнести эту ее нелепую кличку, и тем более не собирался называть ее «девушка» или «карлица».
Она отпрянула назад.
– Я... я вас не видела.
– Ну, я же маленький.
– Мне... мне было нехорошо...
Пес гавкнул.
«Убита горем, ты хотела сказать».
– Если я могу чем-то помочь...
– Нет, – и она тут же скрылась внизу, в свою каюту, которую карлица делила со своими псом и свиньей. Тирион не мог ее винить. Команда «Селейсори Кхоран» изрядно обрадовалась, когда он оказался на борту: карлик сулит удачу. Матросы терли ему голову на счастье так часто и так рьяно, что Тирион чудом не остался без волос. Пенни встретили уже не так радостно: она, конечно, тоже была карлицей, но это была женщина, а женщина на судне – к беде. На каждого матроса, который потер ей голову на счастье, нашлось трое, которые бормотали себе под нос проклятия, когда она проходила мимо.
«И мой вид только сыплет ей соль на раны. Они оттяпали ее брату голову в надежде, что это моя голова, и я тут сижу, как какая-то окаянная гаргулья, и предлагаю ей пустые утешения. На ее месте я ничего бы другого не желал, кроме как спихнуть меня в море».
Сам он к девушке не испытывал ничего, кроме жалости. Она не заслужила того кошмара, с которым столкнулась в Волантисе – и тем более ее брат. Последний раз, когда Тирион ее видел – еще перед тем, как они покинули гавань – она выплакала себе все глаза, и они краснели страшными дырами на бледном изнуренном лице. Когда «Селейсори Кхоран» поднял паруса, Пенни закрылась в каюте со своими псом и свиньей, но ночью было слышно, как она рыдает. Только вчера Тирион слышал, как один из помощников капитана заявил, что не худо бы выкинуть карлицу за борт, пока она не утопила судно в слезах. Тирион не вполне был уверен, что это шутка.
Когда вечерняя молитва окончилась и команда разбрелась по кораблю – кто-то на вахту, кто-то назад к еде, рому и спальным гамакам – Мокорро остался у огня, как он и делал каждую ночь. Красный жрец спал днем, но бодроствовал в темное время суток, поддерживая священное пламя, чтобы поутру к ним могло вернуться солнце.
Тирион присел напротив на корточки и погрел зябнувшие от ночного холода руки над жаровней. Первое время Мокорро даже не замечал его – он таращился в мерцающее пламя, словно забывшись в каком-то наваждении. «Неужели он видит грядущее, как говорит?». Наконец, жрец поднял глаза и встретился взглядом с карликом.
– Хугор Хилл, – сказал он, торжественно склонив голову. – Ты пришел помолиться со мной?
– Кое-кто сказал мне, что ночь темна и полна ужасов. Что ты видишь в этом огне?
– Драконов, – ответил Мокорро на общем языке Вестероса. Он говорил по-вестеросски очень хорошо, почти без акцента – без сомнения, это была одна из причин, по которым верховный жрец Бенерро выбрал именно его донести свет веры в Рглора до Дейенерис Таргариен. – Драконов старых и молодых, истинных и ложных, светлых и темных. И тебя. Маленького человечка с большой тенью, замешавшегося в самую середину всех дел.
– Замешавшегося? Это ты про такого-то душку, как я? – Тириону это почти польстило. «Именно этого он и добивается – любому дураку приятно слушать, какой он важный». – Может, ты видел в огне Пенни. Мы почти что одного роста.
– Нет, друг мой.
«Друг мой? Это когда же мы успели подружиться»?
– Не видел ли ты там, долго ли еще нам плыть до Миэрина?
– Не терпится увидеть избавительницу мира?
«И да, и нет. Избавительница мира может отчикать мне голову или скормить драконам на десерт».
– Нет, это не про меня, – сказал Тирион. – Для меня все дело в маслинах. Боюсь, я умру от старости, прежде чем попробую хоть одну – сдается мне, скорее добраться вплавь по-собачьи, чем на этом судне. Вот скажи, этот ваш Селейсори Кхоран был триарх или черепаха?
Красный жрец посмеивался про себя.
– Ни то, ни другое. «Кхоран» – это... не сам правитель, а тот, кто служит и советует, помогает ему вести дела. Вы в вестеросе сказали бы «стюард» или «магистр».
«Или Десница короля?», – это его развеселило.
– А «селейсори»?
Мокорро дотронулся до носа.
– Источающий приятный аромат. Как это по-вашему – благоуханный? Душистый?
– Так значит, «Селейсори Кхоран» означает «вонючий стюард», примерно так?
– Скорее, «благоуханный стюард».
Тирион криво улыбнулся.
– Мне, пожалуй, больше нравится «вонючий». Но спасибо за наставление.
– Рад, что просветил тебя. Возможно, когда-нибудь ты позволишь просветить тебя и в учении Рглора.
– Когда-нибудь, – «когда моя голова окажется на пике».
Каморку, которую он делил с сиром Джорахом, можно было назвать каютой только из вежливости. Это была сырая, темная, провонявшая нечистотами клеть, куда едва влезли два спальных гамака, один над другим. Мормонт растянулся в нижнем, медленно покачиваясь в такт движению корабля.
– Девушка наконец высунула нос на палубу, – сообщил ему Тирион. – Стоило ей завидеть меня, как она рванула обратно в трюм.
– Зрелище из тебя неприглядное.
– Ну не всем же быть красавчиками вроде тебя. Девчушка отчаялась. Я бы не удивился, если бы бедняжка выбралась наверх только для того, чтобы перемахнуть через борт и утопиться.
– Эту «бедняжку» зовут Пенни.
– Я знаю, как ее зовут, – это имя Тирион возненавидел. Брат карлицы умер под именем Пятак, но настоящее его имя было Оппо. «Пятак и пенни, самые мелкие монеты, меньше всего стоящие – и что хуже всего, они сами себе выбрали такие прозвища». У Тириона во рту остался неприятный привкус.
– Как бы ее ни звали, ей нужен друг.
Сир Джорах сел в гамаке.
– Ну так подружись с ней. Хоть женись на ней, мне какое дело.
И от этого тоже остался неприятный привкус.
– Каждой твари по паре, вот на что вы намекаете? Не поискать ли вам и себе медведицу, сир?
– Это ты настоял на том, чтобы мы ее взяли.
– Я сказал, что мы не можем оставить ее в Волантисе. Это не значит, что я хочу ее отыметь. Она моей смерти хочет, забыли? Я последний человек на свете, кого она захочет себе в друзья.
– Вы оба карлики.
– Да, и ее брат был карлик, и убит он был потому, что какие-то пьянчуги приняли его за меня.
– Чувствуешь за собой вину?
– Нет, – возмутился Тирион. – На моей совести достаточно собственных грехов, а к этой смерти я непричастен. Может, я и заслужил некоторую неприязнь со стороны этой карлицы с братом – за то, как обошелся с ними в ночь свадьбы Джоффри. Но зла я им никогда не желал.
– Конечно-конечно, ты безобидное создание и невинен, как агнец, – сир Джорах поднялся на ноги. – Девочка-карлица – это твоя забота. Можешь ее целовать, можешь убить, можешь избегать – как пожелаешь. Мне до нее дела нет.
Он боком протиснулся мимо Тириона и вышел из каюты вон.
«Неудивительно, что его дважды изгнали, – подумал Тирион. – Я бы его тоже изгнал, если бы мог. Холодный, угрюмый, без всякого чувства юмора – и это еще его достоинства».
Сир Джорах проводил большую часть дня, меряя шагами носовой мостик или облокотясь на ограждение и вперив взгляд в море.
«Ждет встречи со своей серебряной королевой. Ждет Дейнерис и внушает кораблю, чтобы шел поскорее. Что ж, я бы испытывал ровно то же, если бы в Миэрине меня ждала Тиша».
Может ли Залив Работорговцев быть тем самым местом, куда отправляются шлюхи? Маловероятно. Из своих чтений Тирион знал, что города работоговцев, как раз наоборот, поставляют шлюх. «Мормонту следует купить себе одну». Миленькая рабыня благотворно бы подействовала на его натуру... особенно с серебряными волосами, вроде той шлюшки, которую Мормонт насадил на свой член в Селхорисе.
На реке Тириону пришлось терпеть Грифа, но, по крайней мере, тогда его развлекали тайны, которыми окружал себя капитан «Скромницы», да и остальная компания на речном судне держалась по-свойски. На когге, увы, все были именно теми, кем и казались, общий язык искать было особо не с кем, и интересных людей здесь не было вообще, кроме красного жреца. И, может быть, Пенни. «Но девушка меня ненавидит, и поделом».
Жизнь на борту «Селейсори Кхоран» оказалась для Тириона невероятно скучна. За весь день не было занятия интереснее, чем колоть себе пальцы ножом. На реке хоть были чудеса, на которые можно было полюбоваться: гигантские черепахи, разрушенные города, каменные люди, голые септы. Не угадаешь, что тебя ждет за очередным поворотом реки. На море же дни и ночи не отличались друг от друга. Первое время после Волантиса когг шел в виду берега, так что Тирион мог смотреть на проходящие мимо мысы, глазеть, как стаи морских птиц вспархивают со скал и осыпающихся сторожевых башен, считать голые бурые острова, остающиеся за кормой. Он видел и множество других кораблей – рыбацкие лодки, неуклюжие торговые суда, величавые галеры, взбивавшие волны веслами в белую пену. Потом они вышли дальше в море, и остались только море и небо, воздух и вода. Вода была как вода, небо как небо. Разве что иногда с облачком. «Слишком много синевы вокруг».
Ночи были еще хуже. Тирион и в лучшие свои времена плохо спал, а нынешние времена были совсем не лучшими. Попытки уснуть грозили ему снами, а во снах его ждали Горести и каменный король с лицом отца. У карлика остался нищенский выбор – либо забираться в гамак и слушать, как внизу храпит Джорах Мормонт, либо торчать на палубе и созерцать море. В безлунные ночи море от горизонта до горизонта было черно, как мейстерские чернила. Темное, глубокое, пугающее,  жутковато-прекрасное – заглядевшись в него, Тирион осознал, что думает о том, как легко перемахнуть через планшир и кануть вниз во тьму. Один крошечный всплеск – и жалкая сказочка-жизнь окончится. «Но что если ад существует, и отец ждет меня там?».
За весь вечер не было ничего лучше ужина. Еда была не то что бы хороша, но ее было много, так что туда карлик и отправился следом. Камбуз, где он ужинал, был тесным и неудобным помещением, с таким низким потолком, что пассажирам ростом повыше постоянно грозила опасность проломить череп – в первую очередь это касалось рослых рабов-воинов Пламенной Длани. Тириона это несказанно веселило, к тому же он предпочитал ужинать в одиночестве. Для него очень быстро стало невыносимым сидеть за переполненным столом с людьми, говорящими на другом языке, прислушиваться к их беседам и шуткам, не понимая ни слова. Особенно потому, что он вечно задумывался, не над ним ли смеются.
На камбузе же хранились книги. Капитан был заядлым книгочеем, так что держал на судне аж три книги – книгу стихов о море, один другого хуже, зацапанный томик постельных похождений юной рабыни в лиссенийском доме подушек и четвертый последний том «Жизни триарха Беличо» – знаменитого волантисского патриота, чья полная завоеваний и побед жизнь безвременно оборвалась, когда его съели великаны. Тирион прочитал все три книги от корки до корки уже к третьему дню плавания. За отсутствием другого чтения он взялся за них снова. Книжка про рабыню была бездарнее других, зато и увлекательнее, и именно ее Тирион прихватил с собой почитать в тот вечер за ужином из свеклы с маслом, холодной ухи и галет, таких черствых, что ими можно было забивать гвозди.
Он как раз читал рассказ девушки о том дне, когда ее с сестрой схватили работорговцы, когда на камбуз заглянула Пенни.
– Ох, – сказала она. – Я думала... я не хотела беспокоить милорда, я...
– Ты меня ничуть не беспокоишь. Надеюсь, ты не собралась меня убивать?
– Нет, – карлица отвела взгляд в сторону.
– В таком случае я не возражаю против приятной компании. На этом судне с компанией туго, – Тирион закрыл книгу. – Давай, садись, ешь.
Девушка до сих пор оставляла почти всю еду нетронутой у двери каюты – к нынешему дню она должна была оголодать.
– Уха почти съедобная. По крайней мере, рыба в ней свежая.
– Нет, я... я как-то подавилась рыбной костью, не могу есть рыбу.
– Тогда выпей вина, – он налил чашу и пододвинул к карлице. – Угощение нашего капитана. По правде сказать, оно больше похоже на мочу, чем на арборское золотое, но даже моча лучше на вкус, чем этот черный опийный ром, который пьют матросы. Вино поможет тебе уснуть.
Девушка даже не притронулась к чаше.
– Благодарю, милорд, но я не буду, – отказалась она. – Не хотела вас беспокоить.
– Ты собираешься провести всю жизнь в бегах? – спросил Тирион, прежде чем Пенни успела удрать за дверь.
Это ее остановило. Щеки у нее зарделись, и Тирион испугался, что она сейчас опять заплачет. Вместо этого карлица с вызовом надула губки и заявила:
– Вы и сами в бегах.
– Это верно, – признал он, – но я бегу куда-то, а ты откуда-то, и между этими понятиями огромная разница.
– Нам бы не пришлось убегать, если бы не вы.
«Хватило же ей смелости сказать мне это в лицо».
– Это ты про Королевскую Гавань или про Волантис?
– И про то, и про другое, – у нее на глаза навернулись слезы. – Про все. Ну почему вы не могли сразиться с нами на пиру, как хотел король? Вы бы не поранились. Чего вам стоило, милорд, сесть на нашего пса и сразиться с нами – порадовать мальчика? Просто маленькая потеха – они бы над вами посмеялись, вот и все.
– Они бы надо мной посмеялись, – повторил Тирион. «А я заставил их смеяться над Джоффри. Какая каверза вышла, а?».
– Брат говорил, что смешить людей хорошо. Благородное занятие, почетное. Брат говорил... он... – тут хлынули слезы, покатившись каплями у нее по лицу.
– Мне жаль твоего брата, – Тирион уже говорил ей то же самое раньше, в Волантисе, но тогда она была так убита горем, что едва ли услышала эти слова.
Сейчас она их услышала.
– Жаль. Вам жаль, – ее губы дрожали, щеки были мокры от слез, глаза покраснели. – Мы бежали из Королевской Гавани в ту самую ночь. Брат сказал, что это было к лучшему, а то вдруг кто-то подумал бы, что мы причастны к смерти короля, и стал бы нас пытать, чтобы узнать правду. Сначала мы поехали в Тирош. Брат думал, что Тирош достаточно далеко – но это было не так. Там у нас был знакомый жонглер. Он много лет каждый день жонглировал у Фонтана Пьяного Бога. Он был старый, и руки у него были уже не такие ловкие, как прежде, и иногда он ронял мячи и гонялся за ними по площади, но тирошийцы все равно смеялись и кидали ему монетки. Однажды утром мы услышали, что его тело нашли в храме Триоса. У Триоса три головы, и за дверями храма стоит его большая статуя. Старика разрубили натрое и запихали Триосу в три пасти. Тело сшили обратно, вот только головы при нем не было.
– Ее снесли моей милой сестрице. Это тоже был карлик?
– Да, коротыш. Как вы и как Оппо-Пятак. Вам и жонглера жаль?
– До этой самой минуты я не знал, что он жил на свете, но... да, мне его жаль.
– Он умер из-за вас. Его кровь у вас на руках.
– Его кровь на руках моей сестры и тех скотов, что его зарезали. На моих руках... – Тирион поглядел на руки, перевернул, сжал в кулаки, – на моих руках запеклась старая кровь, да. Назови меня отцеубийцей – не ошибешься. Цареубийцей – и на это я откликнусь. Я убивал матерей, отцов, племянников, мужчин и женщин, королей и шлюх. Однажды меня разозлил певец, и я отправил паскуду в похлебку. Но я никогда не убивал ни жонглеров, ни карликов, и не надо меня винить за то, что случилось с твоим окаянным братом.
Пенни ухватила чашу вина, которую ей налил Тирион, и выплеснула ему в лицо. «Прямо как моя милая сестра». Он услышал, как хлопнула дверь каюты, но не видел, как ушла карлица – глаза щипало, мир расплылся. «Вот так подружились».
Тирион нечасто приходилось иметь дело с другими карликами. Его лорд-отец не желал видеть никаких напоминаний об уродстве его сына, и скоморошьи балаганы с лилипутами скоро выучились держаться подальше от Ланниспорта и Кастерли-Рока, не желая гневить лорда Ланнистера. С годами Тирион узнал о карлике-шуте, которого держал дорнийский лорд Фоулер, о карлике-мейстере, служащем где-то на Перстах, и о карлице в рядах молчаливых сестер, но никогда не испытывал ни малейшего желания встретиться с ними. До него доходили и менее достоверные слухи – о ведьме-невеличке, живущей на каком-то холме в Речных Землях, и о карлице-шлюхе из Королевской Гавани, которая прославилась тем, что давала себя сношать собакам. О последней Тириону поведала его собственная милая сестрица, даже предложившая привести ему суку в поре, если ему охота попробовать. Когда он вежливо спросил, не имела ли она в виду себя, Серсея плеснула ему в лицо вином из чаши. «То было красное, помнится, а это золотое». Тирион утерся рукавом. Глаза все еще щипало.
После этого он не видел Пенни до самого дня бури.
Соленый воздух в то утро застыл и налился тяжестью, но небо на западе окрасилось красным, и его располосовали низкие облака, светившиеся ярко, точно ланнистерским багрянцем. Моряки забегали по палубе, задраивая люки, стравливали снасти, очищали палубу и найтовили все, что еще не было намертво принайтовано.
– Идет дурной ветер, – предупредил его один из матросов. – Безносому лучше уйти вниз.
Тириону прекрасно запомнилась буря, которую ему пришлось пережить на пути через Узкое море – как прыгала под ногами палуба, какие жуткие скрипы издавал корабль, как во рту стоял привкус вина и блевотины.
– Нет уж, Безносый останется тут наверху, – если уж боги вздумали его прибрать, то пусть уж он утонет в море, а не захлебнется собственной рвотой.  
Над головой полоскался холстяной парус когга, точно мех какого-то огромного зверя, встряхивающегося после долгой спячки. Затем раздался громкий треск, заставивший всех на корабле обернуться.
Ветра отогнали когг далеко от прежнего курса. За кормой на кроваво-красном небе громоздились друг на друга черные облака. К середине утра уже было видно, как на западе полыхают молнии и вдалеке гремит гром. Море взволновалось, темные валы накатывали и бились о борта «Вонючего стюарда». Вот тогда команда решилась спустить парус. Посередине корабля Тирион только путался под ногами, так что он взобрался на носовой мостик, чувствуя, как его по лицу лупит холодный дождь. Когг ходил вверх-вниз и брыкался сильнее, чем любая лошадь, на которой карлику доводилось ездить верхом; судно поднималось на каждой волне и ухало следом вниз, встряхивая Тириона так, что зубы клацали. И все равно тут наверху было лучше, чем внизу в душной каюте – хотя бы видно было, что происходит.
Шторм улегся только к вечеру, и Тирион Ланнистер промок до нитки, но почему-то испытывал радость... еще усилившуюся, когда он вернулся в каюту и обнаружил Джораха Мормонта вдрызг пьяным в луже собственной блевотины.
После ужина карлик засиделся на кубрике, отметив свое спасение несколькими кружками черного опийного рома, распитыми вместе с корабельным коком. Это был здоровенный волантисец, жирный и неотесанный, который знал на общем языке только одно слово («дрючить»), зато неплохо играл в кайвассу, особенно нетрезвым. В этот вечер они сыграли три партии: Тирион первую выиграл, две другие проиграл. После этого карлик решил, что с него достаточно, и выкатился на палубу, чтобы подышать свежим воздухом и изгнать ромовые пары и кайвассных слонов из головы.
Он нашел Пенни на носовом мостике – там, где обычно обретался сир Джорах. Карлица стояла у ограждения за гнусной полусгнившей носовой фигурой когга и глядела куда-то за черное море. Со спины она казалась маленькой и беззащитной, как ребенок.
Тирион решил, что лучше уйти и не беспокоить ее, но было уже поздно – она его заметила.
– Хугор Хилл.
– Если тебе так угодно, – «мы оба знаем, кто я». – Извини, что помешал. Я ухожу.
– Нет, – лицо у Пенни было бледное и грустное, но не похоже было, что она плакала. – Я извиняюсь. За вино. Это не вы убили моего брата или того бедного старика в Тироше.
– Без меня тут все равно не обошлось, хотя я этого и не хотел.
– Я так по нему скучаю. По брату. Я...
– Я понимаю, – он осознал, что думает о Джейме. «Считай, что тебе повезло – твой брат умер, не успев тебе предать».
– Я думала, что хочу умереть, – сказала она, – но сегодня, когда началась буря и мне казалось, что корабль вот-вот утонет, я... я...
– Ты поняла, что все-таки еще хочешь жить.
«И я тоже. Кое-что еще общее у нас все-таки есть».
Зубы у нее были кривые, и поэтому она стеснялась улыбаться – но сейчас она улыбалась.
– Вы правда сварили певца в похлебке?
– Кто – я? Нет. Я и готовить-то не умею.
Пенни захихикала – совсем как милая девчушка, которой она и была... Семнадцать-восемнадцать лет, не старше девятнадцати.
– Что он наделал, этот певец?
– Сочинил песню обо мне.
«Там жила она, его тайный клад, наслажденье его и позор. И он отдал бы замок и цепь свою за улыбку и нежный взор». Странно, как быстро ему на ум пришли слова – быть может, они никогда его и не оставляли. «Золотые руки всегда холодны, а женские – горячи...».
– Наверное, это была очень плохая песня.
– Не совсем. Это были не «Рейны из Кастамере», знаешь ли, но некоторые места в ней... ну...
– Что там было?
Он засмеялся.
– Нет, тебе точно не захочется слышать, как я пою.
– Мама пела нам, когда мы были детьми. Брату и мне. Она всегда говорила, что неважно, как ты поешь, если тебе нравится песня.
– Она была...
– ...Невеличкой? Нет, но наш отец – был. Его собственный папаша продал его работорговцу, когда отцу было три, но он с годами стал таким знаменитым скоморохом, что сам выкупил себе свободу. Он объездил все Вольные Города, и Вестерос тоже. В Староместе его звали Боб-Попрыгун.
«А то как же». Тирион постарался не поморщиться.
– Теперь он уже умер, – продолжала Пенни. –  И мама тоже. Оппо... кроме него, у меня семьи не было, и теперь его тоже нет, – она отвернулась и устремила взгляд вдаль на море. – Что мне делать? Куда идти? Я ничего не умею, кроме как выступать с потешным турниром, а для него нужны двое.
«Нет, – подумал Тирион, – туда тебе путь заказан, девочка. Даже и не проси меня, даже не думай».
– Найди себе какого-нибудь сиротку, – предложил он.
Пенни его, похоже, даже не услышала.
– Это отец придумал устраивать потешные турниры. Он даже сам выдрессировал самую первую свинью, но к тому времени здоровье ему уже не позволяло на ней ездить, так что его место занял Оппо. Я всегда ездила на собаке. Мы как-то выступали перед морским владыкой Браавоса, и он так хохотал, что потом дал каждому из нас... дорогой подарок.
– Это там вас нашла моя сестра? В Браавосе?
– Ваша сестра? – растерялась девушка.
– Королева Серсея.
Пенни покачала головой.
– Она никогда не... к нам в Пентосе пришел мужчина. Осмунд. Нет, Освальд. Что-то в таком роде. Это Оппо с ним разговаривал, не я. Оппо за нас обо всем договаривался. Брат всегда знал, что делать и куда нам ехать дальше.
– Дальше нам ехать в Миэрин.
Карлица озадаченно поглядела на него.
– Кварт, вы хотели сказать. Мы направляемся в Кварт через Новый Гис.
– Нет, в Миэрин. Ты прокатишься на псе перед драконьей королевой и уйдешь от нее, получив столько золота, сколько весишь сама. Лучше налечь на еду, чтобы предстать перед Ее Величеством миленькой и пухленькой.
Пенни не улыбнулась в ответ.
– Но одна-то я только и могу, что ездить кругами. И даже если я насмешу королеву, куда мне идти потом? Мы никогда не оставались долго на одном месте. Поначалу зрители смеются, но к четвертому или пятому представлению они уже знают, что мы будем делать еще до того, как что-то начнем. Тут они перестают смеяться, так что нам надо двигаться дальше. Больше всего денег мы собирали в больших городах, но мне всегда больше нравились маленькие. В таких местах у людей нет серебра, но они кормили нас со стола, и за нами повсюду бегали дети.
«Это потому что они в своем загаженном захолустье в жизни не видели карликов, – подумал Тирион. – Треклятая мелюзга будет бегать и за двухголовым козленком, если такой появится. Как только надоест слушать, как он блеет, его зарежут на ужин».
Но он не хотел снова вгонять Пенни в слезы, поэтому сказал:
– У Дейенерис доброе сердце и щедрая душа, – это было как раз то, что карлице нужно было услышать. – Не сомневаюсь, она найдет тебе место при дворе. Безопасное место, где моя сестрица тебя не достанет.
Пенни обернулась к нему.
– И вы там тоже будете.
«Если только Дейенерис не решит, что хочет ланнистерской крови за всю ту таргариенову кровь, что пролил мой брат».
– Буду.
После этого карлица стала куда чаще показываться на палубе. На следующий день, во второй его половине, когда воздух был теплее, а море спокойнее, Тирион встретил посередине корабля Пенни и ее пятнистую хрюшку.
– Ее зовут Милашка.
«Свинья-Милашка и девочка-Пенни, – подумал он, – придумал же кто-то». Пенни дала Тириону желудей, и он покормил Милашку с руки. Свинья сопела и похрюкивала.
«Только не думай, девочка, что я не вижу, что у тебя на уме», – подумал он.
Скоро они стали и ужинать вместе: в одни вечера вдвоем, в другие в компании телохранителей Мокорро. Тирион прозвал их «пальцы», потому что они были из Пламенной Длани и их было пятеро. Пенни посмеялась – милый звук и не из тех, что ему часто приходилось слышать. Рана у нее на сердце была слишком свежа, горе слишком глубоко.
Скоро карлица с его подачи начала называть судно «Вонючим стюардом», хотя и обижалась на Тириона, когда тот называл Милашку «беконом». Чтобы загладить вину, Тирион попытался научить Пенни играть в кайвассу, но скоро понял, что это гиблое дело.
– Нет, – повторял он раз за разом, – летает дракон, слоны так не ходят.
В тот же вечер Пенни подступила к нему и спросила, не хочет ли он c ней сразиться.
– Нет, – ответил Тирион. Только потом он додумался, что это «сразиться» означало вовсе не турнирную схватку. Он все равно ответил бы «нет», но, по крайней мере, не так бестактно.
Вернувшись в каюту, которую он занимал вместе с Джорахом Мормонтом, Тирион несколько часов вертелся в гамаке, то погружаясь в сон, то просыпаясь снова. Во сне была сплошная серость, каменные руки тянулись к нему из тумана, и лестница вела наверх, к отцу.
Наконец он сдался, встал и пошел на палубу подышать ночным воздухом. На ночь большой полосатый парус «Селейсори Кхоран» убирали, и на палубе было безлюдно. Только один из помощников стоял на кормовом мостике, да Мокорро сидел посередине корабля у своей жаровни, где среди углей все еще плясали маленькие язычки огня.
На небе были видны только самые яркие звезды, и все к западу. На северо-востоке небо заливало тусклое красное сияние, цветом похожее на кровоподтек. Тирион в жизни не видел луны больше – чудовищная, угрюмая, выглядящая так, словно она проглотила солнце и пробудилась в горячке. Ее отражение, плывшее по морю за кораблем, отсвечивало красным на каждой волне.
– Который час? – спросил он Мокорро. – Не может же это быть рассвет, разве что восток сменил место.
– Над Валирией небо всегда красное, Хугор Хилл.
У него по спине побежали мурашки.
– Мы что, близко к ней?
– Ближе, чем хотели бы матросы, – пробасил Мокорро. – У вас в Закатных Королевствах знают истории о Валирии?
– Некоторые моряки говорят, что тот, кто увидит ее берега, обречен.
Сам он в эти басни не верил – во всяком случае, не больше, чем его дядя. Когда Тириону было восемнадцать, Герион Ланнистер отправился в Валирию с намерением найти потерянный фамильный меч дома Ланнистеров, а заодно и другие сокровища, оставшиеся там после Рока. Тирион отчаянно хотел отправиться вместе с дядей, но его лорд-отец обозвал путешествие «дурацкой затеей» и запретил сыну принимать в ней участие.
«Возможно, он был не так уж и неправ».
Прошло уже почти десять лет с того дня, как «Смеющийся лев» отчалил из Ланниспорта, а Герион так и не вернулся. Люди, которых лорд Тайвин направил на его поиски, проследили путь Гериона до Волантиса – там от дяди сбежало полкоманды, и ему пришлось купить рабов вместо дезертировавших матросов. Ни один свободный не решился устроиться на судно, капитан которого открыто говорил, что намерен идти в Дымящееся Море.
– Так мы видим отсветы Четырнадцати Огней на облаках?
– Четырнадцати или четырнадцати тысяч – кто решится их сосчитать? Неразумно для смертных приглядываться к этим огням, друг мой. Это огни божьего гнева, с ними не сравнится никакое людское пламя. Мы – люди – ничтожные создания.
– И некоторые еще ничтожнее других.
«Валирия». Писали, что в день Рока все до единого холмы на пятьсот миль вокруг разверзлись и заволокли небо пеплом, дымом и огнем – огнем таким жарким и жадным, что вспыхнули и сгорели даже драконы в небесах. В земле открылись огромные расселины, поглотившие дворцы, храмы, целые города. Озера выкипели или обратились в кислоту, горы взорвались, пламенные фонтаны вышвыривали раскаленные камни на тысячу футов в воздух, из красных облаков дождем падали драконье стекло и черная кровь демонов, а к северу земля раскололась и обрушилась вниз, а бурлящее море залило провал. Величайший город на свете был уничтожен во мгновение ока, легендарная держава исчезла в один день, и Земли Долгого Лета были сожжены, затоплены или обратились в пустыни.
«Империя, выстроенная кровью и огнем – валирийцы пожали то, что посеяли».
– Наш капитан собирается проверить, работает ли проклятие?
– Наш капитан предпочел бы идти лиг на пятьдесят дальше в море – не так близко к этому проклятому берегу, но я велел ему держаться кратчайшего курса. Дейенерис ищут и другие.
«Гриф и его юный принц». Что если все эти разговоры об отправлении Золотой Роты на запад были только для отводу глаз? Тирион собрался было сказать что-то, но затем подумал как следует. Похоже, что в пророчестве, которым руководствовались красные жрецы, было место только для одного героя. Второй Таргариен мог бы только сбить их с толку.
– И ты видишь этих других в своем огне? – осторожно спросил он.
– Только их тени, – сказал Мокорро. – Одну из них лучше всего: она огромна и ужасна, у нее один-единственный черный глаз и десять длинных щупалец, и плывет она по морю крови.

[Xanvier Xanbie]

Вот теперь приложен и файл.

[Vovchick21]

Провел первое редактирование главы. Перевод понравился. Живой и сочный. Но все же рискнул предложить к рассмотрению некоторые варианты. Решать автору перевода.

[Xanvier Xanbie]

О, спасибо, много хороших правок.

Vovchick21, не громозди почем зря причастные обороты и местоимения третьего лица типа "он говорил на нем". Это два твоих проклятия (и не только твоих). Я усиленно стараюсь от них избавляться и надеюсь, что редакторы будут делать то же самое.

Не указывается что светало, сумерки или смеркалось. Рглору возжигали костры на закате и до восхода. Есть далее в тексте книги

Да-да, там дальше есть про "вечернюю молитву", я лажанулся.

ву а ля

Странно как-то вышло с этим французским. Так правда говорят - "ля-ля-ля и ву а ля"? И почему "вуаля" раздельно - vous a la, что ли?

водоизмещением пятьсот тонн

Короткие тонны (tons) пали жертвой в борьбе роковой, водоизмещение «Селейсори Кхоран» разом выросло на 50 тонн (tonnes).

оттяпали ее брату голову откромсали голову ее брата

окаянная проклятая гаргулья

отчикать отстричь мне голову

не всем же быть красавчиками миловидными вроде тебя

из своих чтений Тирион знал того что он читал

зарделись  стали ярко розовыми

Мне мои варианты кажутся более удачными. Гораздо.

ее глаза были надсажены от плача

Как-то коряво. И чем "выплакала все глаза" не угодило?

более не менее

Бол... КАК-КАК? Более-менее? Более или менее?

Интересно, когда же это произошло, что мы подружились

Коряво. Очень.

как обнаружил свой интерес

Гиперкоряво. Это found himself wondering, да.

клеть зловонная кладовка

Эм. Пассажирская каюта-кладовка? Имеется в виду маленькое тесное помещение, клетушка. Она не является кладовкой, там спят.

Гроат

Читается "грот", монета в четыре пенса. Пойду попрошу, чтобы в приложениях сменили на "Пятака".

О, там Леди Боли предлагает кавайный вариант "Грош и Пенни".

м'лорд

Кстати, к чему мы там пришли с мылордами?

из-за риска его недовольства

С "боясь прогневить" было лучше.

коротыш невысокий

Ну не просто "невысокий", а еще один карлик. Я тут и дальше по тексту изощряюсь в выдумывании синонимов к слову "карлик", как нетрудно заметить.

Обвинение жгло, столь сильно приближаясь к сути (основанию) слов Джораха Мормонта

Упс, потерял. "Обвинение его укололо, особенно после недавних слов Джораха Мормонта".

прославившейся сношениями с собаками

Не очень внятно вышло.

слоноподобных

А по-моему, речь все-таки о кайвассных слонах. Он же три часа в кайвассу играл.

с его подачиВскоре она

Эм, упущено, что это Тирион научил Пенни называть корабль "Вонючим стюардом".

видения были полны сумрака

Vovchick21, ты же в курсе той заварушки с серой хворью, Лордом в Саване и каменными людьми, что приключилась на реке и которая Тириону снится?

[Vovchick21]

По всем изложенным вопросам мое мнение не изменилось, решает автор перевода. Я лишь предлагаю варианты, которые можно перефразировать. Сам я стараюсь  держаться поближе к тексту - специфика профессии.
1. Да в самом конце упоминается Золотая Рота теперь это ЗОЛОТОЕ БРАТСТВО.
2. С милордами вроде как предполагалось, что простонародье сглатывает букву.
3. Да свинка по приложению фигурирует как МИЛАЯ ХРЮШКА.
4. В переводе слово карлица используется много чаще чем в оригинале, и возникает ощущение дискриминации по отношению к Пенни. Где мог я убирал его.
5. По поводу слоноподобных может быть еще одно пояснение "белочка", но вроде он до этого еще не допился.
6. По поводу серой хвори я в курсе всю книгу прочел, но тут кошмары Тириона, да каменные люди, но наверху то его отец.

Чем еще могу помочь? Или моя работа завершена.   

[Lady Sansa]

По французски "вуаля" пишется слитно: voilà

[Леди Боли]

Точно там вуаля нужно? Можте лучше "вот оно".

[Vovchick21]

По тексту Тирион с пятого на десятое ухватывает смысл молитв обращенных к Рглору. Он к ним относится скептически, и где не понимает там ля - ля - ля, а в конце переводчик использовал тыры-пыры. Мне показалось, что скептическое отношение Тириона требует цирковой концовки вуаля.

[Леди Боли]

использовал тыры-пыры.

Это так по русски. Нужно тра ля-ля и тру-ля-ля.

[Vovchick21]

Нужно тра ля-ля и тру-ля-ля.

Это сразу приходит на ум, но больно заезжено. Кэрола только ленивый не цитирует.

[Леди Боли]

А по-другому никак- чуждо тыры пыры и вуаля.

[Vovchick21]

Тогда пусть второй редактор выправляет, это больше к нему.
 

[Xanvier Xanbie]

Сам я стараюсь  держаться поближе к тексту - специфика профессии.

Еще одна жертва работы техническим переводчиком вроде меня? Это надо из себя выдавливать. У нас тут литературный перевод, для него нужны другие мерки.

и возникает ощущение дискриминации по отношению к Пенни

Слишком много "она".

Окей, я просто внес в режиме исправлений те правки из моего комментария выше. С остальными согласен.

[Vovchick21]

Еще одна жертва работы техническим переводчиком вроде меня? Это надо из себя выдавливать. У нас тут литературный перевод, для него нужны другие мерки.

Да уж, спор физиков и лириков продолжается. "Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне". И вполне понятна разница, но привычку трудно искоренить.
Еще один вопрос от меня требуется просмотреть и дальше что сделать? Принять исправления, убрать комментарии и выложить текст для второго редактора?

[dvnd]

Vovchick: Если принципаиально новых исправлений не появилось, дальше брать следующую главу.
Мы договорились, что переводчик имеет право исправлять за редактором то, что он считает существенным для своего перевода.