43. Дени (7)

[Xanvier Xanbie]

Свеча почти догорела. В лужице расплавленного воска, освещая ложе королевы, торчал огарок высотой меньше дюйма. Пламя уже угасало.
«Скоро оно погаснет совсем, – поняла Дени, – и когда оно погаснет, закончится еще одна ночь».
Рассвет всегда наступал слишком скоро.
Она не спала – не могла спать и не хотела. Она даже не отваживалась смежить веки, боясь, что когда она снова откроет глаза, будет уже утро. Будь ее воля, ночи длились бы вечно – но Дени могла лишь бодрствовать и пытаться смаковать каждое мгновение, пока день не превратит их в воспоминания, понемногу сходящие на нет.
Рядом с ней Даарио Нахарис спал сном младенца. У него был талант крепко спать – он так похвалялся, самоуверенно улыбаясь. В поле, если верить его словам, он спал в седле не меньше, чем бодрствовал – чтобы вступить в бой полным сил. Ясный ли день вокруг или буря – для него это не имело значения.
– Если воин не может спать – у него не останется сил для битвы, – говорил он.
И его никогда не мучили кошмары. Когда Дени рассказала ему, как Сервина Зеркального Зита преследовали призраки всех рыцарей, павших от его руки, Даарио только посмеялся.
– Если все, кого я убил, придут меня беспокоить, я убью их во второй раз.
«Он рассуждает как наемник, – поняла она тогда, – то есть – никак не рассуждает».
Даарио лежал на животе, легкие льняные покрывала обернулись вокруг его длинных ног, лицо наполовину зарылось в подушки.
Дени погладила его по спине, следуя рукой вдоль хребта. Кожа у капитана была гладкая, почти безволосая. «Его кожа – шелк и атлас». Ей нравилось прикасаться к его телу. Ей нравилось запускать ему пальцы в волосы, разминать ему ноги после долгого дня в седле, брать его член в руку и чувствовать, как он твердеет в ладони.
Будь она обычной женщиной, она с радостью провела бы остаток жизни с Даарио – трогая его, чертя пальцем по шрамам и расспрашивая, как он получил каждый. «Я отреклась бы от короны, если бы он меня попросил», – думала Дени... но он не просил, и никогда бы не стал просить. Пусть Даарио и шептал ей на ухо слова любви, когда они были одним целым, Дени знала, что любит он драконью королеву. «Если я отрекусь от короны, он меня не захочет». Кроме того, терявшие корону короли нередко теряли с ней и голову, и вряд ли с ней стало бы иначе.
Пламя свечи задрожало в последний раз и погасло, утонув в воске. Темнота поглотила перину и двоих на ней, и затопила все углы опочивальни. Дени обняла капитана и прижалась ему к спине. Она вдыхала его запах, смаковала тепло его тела и ощущение прикосновения его кожи.
– «Запомни, – говорила она себе. – Запомни, каково это быть с ним».
Она поцеловала его в плечо.
Даарио открыл глаза и перекатился к ней.
– Дейенерис, – он лениво улыбнулся. Еще один его талант: он просыпался мгновенно, как кот. – Уже рассвет?
– Еще нет. У нас есть еще немного времени.
– Лгунья. Я же вижу твои глаза – разве я увидел бы их в ночной темноте? – Даарио отбросил покрывала и сел. – Светает. Скоро настанет день.
– Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.
– Не хочешь? Почему же, моя королева?
– Сам знаешь.
– Из-за свадьбы? – он засмеялся. – Тогда выходи замуж за меня.
– Сам знаешь, я не могу.
– Ты же королева. Ты можешь делать все, что пожелаешь, – он погладил ей ногу. – Сколько еще у нас осталось ночей?
«Две. Только две».
– Ты знаешь это не хуже меня. Эта ночь, и еще следующая, и нам придется расстаться.
– Выходи за меня замуж – и все ночи до конца времен будут нашими.
«Если бы я могла, я так бы и поступила». Кхал Дрого был ее солнцем и звездами, но он был мертв уже так давно, что Дейенерис почти забыла, что значит любить и быть любимой. Даарио помог ей это вспомнить. «Я была мертва, и он вернул меня к жизни, я спала, и он меня пробудил. Мой храбрый капитан». Однако в последнее время он чересчур осмелел. Вернувшись с последней вылазки, он швырнул голову юнкайского лорда к ногам королевы и целовал Дейенерис при всем народе, пока Барристан Селми их не растащил. «Сир Дедушка» так разъярился, что Дени боялась кровопролития.
– Мы не можем пожениться, моя любовь. Ты знаешь, почему.
Он вылез из постели.
– Тогда выходи замуж за Хиздара. В качестве свадебного дара я наставлю ему замечательные рога. Гискарцы обожают носить рога – делают их из собственных волос с помощью расчесок, воска и бигудей.
Даарио нашел бриджи и натянул их – он не утруждал себя ношением белья.
– Когда я выйду замуж, вожделение ко мне станет государственной изменой, – Дени подтянула покрывало, чтобы прикрыть груди.
– Значит, буду изменником, – капитан надел голубую шелковую тунику через голову и пальцами выпрямил концы бороды. Он заново ее перекрасил для своей королевы – из пурпурной обратно в синюю, какой она была в тот день, когда они впервые встретились.
– Я пахну тобой, – сказал он, понюхав свои пальцы и улыбнувшись.
Дени нравилось, как он улыбается и во рту у него блестит золотой зуб. Ей нравились светлые волосы у него на груди. Ей нравилась сила его рук, нравились звуки его смеха, нравилось то, как он смотрит ей в глаза и повторяет ее имя, погружая член в ее лоно.
– Ты прекрасен, – выпалила она, глядя, как он обувает высокие башмаки и зашнуровывает их. Иногда он позволял ей сделать это за него, но, похоже, не сегодня.
«И с этим тоже покончено».
– Недостаточно прекрасен, чтобы выйти за меня замуж, – Даарио снял перевязь с мечами с колышка, на который ее повесил.
– Куда ты?
– Прочь из города, – ответил он, – выпить бочку или две и затеять стычку. Давненько я уже никого не убивал. Может, мне стоит поискать твоего суженого.
Дени швырнула в него подушкой.
– Оставь Хиздара в покое!
– Как повелевает моя королева. Ты устроишь сегодня прием для народа?
– Нет. Уже завтра я буду замужней женщиной, а Хиздар станет королем. Пусть он устраивает приемы – это его народ.
– Кто-то его народ, а кто-то и твой. Те, кого ты освободила.
– Ты меня укоряешь?
– Я о тех, кого ты зовешь своими детьми. Им нужна мать.
– Нет, это ты – ты меня укоряешь.
– Только немножко, сердечко мое. Так ты устроишь прием?
– После свадьбы, может быть. После того, как будет заключен мир.
– Это твое «после» никогда не наступит. Тебе надо устроить прием. Мои новобранцы не верят, что ты существуешь. Это те, кто перебежал из Гонимых Ветром – большинство родилось и выросло в Вестеросе, и они наслушались рассказов о Таргариенах. Они хотят увидеть тебя своими глазами. У Лягушонка для тебя какой-то подарок.
– Лягушонок? – захихикала она. – Это еще кто?
Даарио пожал плечами.
– Какой-то мальчик-дорниец. Он служит оруженосцем у громадного рыцаря, которого они называют Зеленый Потрох. Я предложил отдать подарок мне для передачи, но он отказался.
– Умная лягушка. «Отдай мне этот подарок!» – она швырнула в капитана другой подушкой. – Дошел бы этот подарок до меня?
Даарио погладил свои позолоченные усы.
– Разве я буду обкрадывать мою милую королеву? Если бы подарок был достоин тебя, я вручил бы его прямо в твои мягкие руки.
– Как знак твоей любви?
– Я так не скажу. Я заверил его, что он сможет передать его тебе лично. Ты же не выставишь Даарио Нахариса лжецом?
Дени не могла ему отказать.
– Как пожелаешь. Приводи свою лягушку завтра на прием. И остальных вестеросцев тоже.
Было бы неплохо услышать речь на общем языке из чьих-то еще уст, кроме сира Барристана.
– Как повелевает моя королева, – Даарио низко поклонился, улыбнулся и ушел. Плащ полоскался у него за спиной.
Дени сидела среди скомканных простыней, сложив руки на колени, и чувствовала себя такой несчастной, что даже не услышала, как в опочивальню прокралалась Миссандея с хлебом, молоком и фигами.
– Ваше Величество? Вам нехорошо? Ночью ваша служанка слышала, как вы кричите.
Дени взяла фигу. Плод был черный и пухлый, все еще влажный от росы. «Буду ли я кричать в постели Хиздара»?
– Ты слышала только, как гудит ветер.
Она откусила немного, но плоды потеряли для нее вкус – теперь, когда Даарио нет рядом. Вздохнув, королева встала и позвала Ирри, чтобы та принесла ей халат; затем вышла на террасу.
Вокруг были враги. У берега постоянно стояло не меньше дюжины кораблей – их было с сотню несколько дней назад, когда солдаты высаживались на пляж. Юнкайцы привезли морем даже дерево и сейчас, за своими рвами, строили из него катапульты, скорпионы, высокие требушеты. В тихие ночи ей было слышно, как в жарком сухом воздухе звенят молотки. «Однако у них нет осадных башен и нет таранов». Они не хотят брать Миэрин приступом – они будут ждать за линией осады, швыряя в ее город камни, пока голод и болезни не поставят ее народ на колени.
«Хиздар обеспечит мне мир. Он должен».
На ужин повара испекли ей козленка с финиками и морковью, но Дени смогла съесть лишь кусочка. Перспектива новой встречи с миэринцами выбила ее из колеи. Сон не приходил – даже когда в постель вернулся Даарио, такой пьяный, что едва держался на ногах.
Королева ворочалась и металась под покрывалами: ей снилось, что ее целует Хиздар... но его губы были холодны, все в кровоподтеках, и когда он вошел в нее, его мужское достоинство оказалось холодным, как лед.
Она резко села – волосы растрепаны, ночная рубашка смята. Ее капитан спал рядом, и все-таки она была одна. Дени захотелось потрясти его, разбудить, потребовать обнять ее, трахнуть, помочь ей забыться, но она знала, что если она так поступит, Даарио только улыбнется, зевнет и скажет: «Это был всего лишь сон, моя королева. Спи спокойно».
Вместо этого она накинула на себя плащ с капюшоном и вышла на террасу. Королева подошла к парапету и постояла там, смотря на город, как она уже делала с сотню раз.
«Миэрин никогда не станет моим городом. Он никогда не станет моим домом».
Бледно-розовый рассвет застал ее на террасе – Дени заснула на траве под росяным покрывалом.
– Я обещала Даарио, что устрою сегодня прием при дворе, – сказала Дейенерис своим служанкам, когда они ее разбудили. – Помогите мне найти корону. Да, и какую-нибудь одежду, что-нибудь легкое и прохладное.
Часом позже она спустилась в тронный зал.
– Все на колени перед Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых Людей, кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов, – объявила Миссандея.
Резнак мо Резнак согнулся в поклоне и широко заулыбался:
– Ваше Великолепие, с каждым днем вы делаетесь все прекраснее. Уверен, вас согревает перспектива скорой свадьбы – ах, моя лучезарная королева!
Дени вздохнула.
– Зовите первого просителя.
Она так долго не устраивала прием просителей, что поток просьб и жалоб оказался ошеломительным. В дальней части зала собралась целая толпа, и просители ссорились, отвоевывая право первым обратиться к королеве. Первой, что само собой разумеется, оказалась Галазза Галар. Она выступила вперед с высоко поднятой головой; лицо жрицы было скрыто под блестящим зеленым покрывалом.
– Ваша Лучезарность, я предпочла бы поговорить с вами с глазу на глаз.
– Как жаль, что у меня нет на это времени, – любезно ответила Дени. – Завтра я выхожу замуж, –  ее предыдущая встреча с Зеленой Милостью прошла так себе. – Что вам угодно?
– Мне угодно побеседовать с вами о необычайной дерзости некоего капитана наемников.
«И она осмелилась сказать это при всем дворе? – Дени ощутила прилив гнева. – Да, смелости ей не занимать, признаю, но если она думает, что я готова спокойно перенести очередное оскорбление, она ошибается».
– Предательство Бурого Бена Пламма потрясло нас всех, – ответила она жрице, – но ваше предостережение несколько запоздало. Как я понимаю, теперь вам угодно вернуться в храм и молиться о мире. 
Зеленая Милость поклонилась.
– Мне стоит помолиться и за вас.
«Очередная пощечина», – поняла Дени, и ей в лицо бросилась краска.
В остальном прием был все той же хорошо знакомой королеве тягомотиной. Она сидела на подушках и слушала, покачивая ногой от нетерпения. В полдень Чхику принесла ей блюдо с инжиром и ветчиной. Просителям, казалось, конца и краю не было, и на каждых двоих, что уходили от королевы с улыбкой на устах, один покидал ее с заплаканными глазами или что-то бормоча себе под нос.
Солнце уже клонилось к закату, когда Даарио Нахарис предстал перед лицом королевы – со своими новыми Воронами-Буревестниками, вестеросцами, перебежавшими к нему от Гонимых ветром. Дени поглядывала на них, пока перед ней бубнил очередной проситель.
«Это мой народ. Я их законная королева». Выглядели они тем еще отребьем, но чего еще ждать от наемников. Младший из них был едва ли на год ее старше, старший, должно быть, пережил уже шестидесятые свои именины. Некоторые щеголяли богатством – золотыми наручами, шелковыми туниками, перевязями с серебряными заклепками. «Грабители». Но в большинстве своем наряды наемников были просты и сильно поношены.
Когда Даарио вывел их вперед, королева увидела, что среди них есть женщина – рослая, белокурая, в кольчуге.
– Милашка Мерис, – представил ее капитан, хотя Дени назвала бы наемницу как угодно, только не милашкой. В ней было шесть футов росту, у нее был отрезан нос, на обеих щеках пролегли глубокие шрамы, и у этой Милашки был самый холодный взгляд, какой только доводилось видеть королеве.
Хью Хангерфорд был тощ и угрюм, длинноног, узколиц и облачен в пышный, но потрепанный наряд. Веббер был мал ростом, но мускулист, на голове, груди и руках у него были вытатуированы пауки. Краснолицый Орсон Стоун назвался рыцарем, как и долговязый Люцифер Лонг. Деревянный Уилл не перестал с вожделением пялиться на королеву, даже преклоняя колено. У Дика-Соломинки были васильковые глаза, волосы белые, как кудель, и неприятная улыбочка. Лицо Рыжего Джека пряталось в щетинистой рыжей бороде, и его речь было не разобрать.
– Он откусил себе пол-языка в первом же своем бою, – объяснил королеве Хангерфорд.
Дорнийцы выглядели совсем иначе.
– С позволения Вашего Величества, – объявил Даарио, – Зеленый Потрох, Геррольд и Лягушонок.
Зеленый Потрох был велик ростом и лыс, как колено, с ручищами под стать Силачу Бельвасу. Геррольд был стройным и высоким юношей с солнечными опалинами в волосах и смеющимися сине-зелеными глазами. «Держу пари, эта улыбка украла немало девичьих сердец». Геррольд носил плащ из мягкого коричневого сукна, подбитый песочным шелком – добротная одежда.
Лягушонок-оруженосец был самым младшим из троих и наименее представительным – коренастый, крепкий парень, с темными волосами и глазами. У него было квадратное лицо с высоким лбом, тяжелой челюстью и широким носом. На щеках и подбородке у Лягушонка росла щетина, заставляющая его выглядеть мальчишкой, отращивающим свою первую бороду. Дени понятия не имела, почему его прозвали Лягушонком.
«Может быть, он умеет прыгать дальше других».
– Встаньте, – сказала она. – Даарио сказал мне, что вы прибыли сюда из Дорна. Дорнийцам всегда рады у меня при дворе. Солнечное Копье сохраняло верность моему отцу и тогда, когда Узурпатор занял его трон. Вам, видимо, пришлось преодолеть немало испытаний, чтобы попасть ко мне.
– Даже слишком много, – сказал Геррольд, симпатичный дорниец с опаленными солнцем волосами. – Когда мы покинули Дорн, нас было шестеро, Ваше Величество.
– Я скорблю о ваших утратах, – королева обернулась к его рослому спутнику. – Странное имя – Зеленый Потрох.
– Это шутка, Ваше Величество. Из-за кораблей. Я страдал от морской болезни весь путь от Волантиса. Вся эта качка и... в общем, не буду об этом.
Дени хихикнула.
– Думаю, я и сама могу догадаться, сир. Вы же сир, не правда ли? Даарио сказал мне, что вы рыцарь.
– С позволения Вашего Величества, мы все трое рыцари.
Дени взглянула на Даарио и увидела, что его глаза мечут молнии. «Он не знал», – поняла она.
– В рыцарях у меня всегда есть нужда.
Сир Барристан сделался подозрителен.
– Нетрудно объявить себя рыцарем в такой дали от Вестероса. Вы готовы подтвердить свою похвальбу с мечом или копьем в руках?
– Если понадобится, – сказал Геррольд, – хотя я и не буду говорить, что кто-либо из нас ровня Барристану Отважному. Ваше Величество, прошу прощения, но мы прибыли к вам под фальшивыми именами.
– Я знаю кое-кого, кто поступил точно-так же, – сказала Дени, – человек по имени Арстан Белобородый. В таком случае сообщите мне свои настоящие имена.
– С удовольствием... можем ли мы просить у королевы разрешения переговорить где-то, где будет меньше глаз и ушей?
«Игра внутри другой игры»
– Как пожелаете. Скахаз, освободи зал.
Бритоголовый прорычал приказ – Медные Звери сделали за него все остальное, выведя остальных вестеросцев и всех прочих сегодняших просителей за двери. Советники королевы остались на местах. 
– Итак, – сказала Дени, – ваши имена?
Юный и ладный Геррольд поклонился.
– Сир Геррис Дринкуотер, Ваше Величество. Мой меч к вашим услугам.
Зеленый Потрох скрестил на груди руки.
– И мой боевой молот. Я – сир Арчибальд Айронвуд.
– И вы, сир? – обратилась королева к мальчику-Лягушонку.
– С позволения Вашего Величества, могу я сначала вручить мой подарок?
– Как пожелаешь, – с любопытством ответила Дейенерис. Когда Лягушонок двинулся вперед, Даарио Нахарис преградил ему дорогу и протянул руку в перчатке.
– Давай свой подарок сюда.
Крепыш с бесстрастным лицом согнулся, распутал завязки башмака и вытащил пожелтевший пергамент, спрятанный в подметке.
– Это и есть твой подарок? Филькина грамота? – Даарио выхватил пергамент из рук дорнийца и развернул, недоверчиво разглядывая печати и подписи. – Очень мило, золото и ленточки, но я не умею читать ваши вестеросские закорючки.
– Отдайте его королеве, – велел сир Барристан. – Немедленно.
Дени чувствовала, как в зале нарастает напряжение.
– Я всего лишь юная девушка – ну как можно отказывать девушке в подарке? – весело спросила она. – Даарио, пожалуйста, хватит меня дразнить. Дай сюда.
Документ был написан на общем языке Вестероса. Королева медленно развернула его, изучила печати и подписи. Когда Дени увидела в тексте «сир Виллем Дарри», ее сердце забилось чуть сильнее. Она прочла пергамент от начала и до конца, а потом еще раз.
– Позволите нам узнать, что там написано, Ваше Величество? – спросил сир Барристан.
– Это секретный договор, – сказала Дени, – заключенный в Браавосе, когда я еще была маленькой девочкой. За нас подписался сир Виллем Дарри – человек, который вывез меня с братом прочь с Драконьего Камня, прежде чем до нас добрались люди Узурпатора. За Дорн подписался принц Оберин Мартелл, а морской владыка Браавоса поставил подпись в качестве свидетеля, – она протянула пергамент сиру Барристану, чтобы тот сам мог его прочитать. – Здесь написано: союз должен быть закреплен браком. В обмен на помощь Дорна в свержении Узурпатора мой брат Визерис должен жениться на дочери принца Дорана Арианне и сделать ее своей королевой.
Старый рыцарь медленно прочитал договор.
– Если бы Роберт узнал об этом соглашении, он мокрого места не оставил бы от Солнечного Копья – как когда-то не оставил мокрого места от Пайка – и отрубил бы головы и принцу Дорану, и Красном Змею... да, пожалуй, и этой дорнийской принцессе тоже.
– Неудивительно, почему принц Доран предпочел сохранить договор в тайне, – предположила Дейенерис. – Если бы мой брат Визерис знал, что его ждет дорнийская принцесса, он отправился бы в Солнечное Копье, как только подошел бы его возраст для брака.
– И тем самым навлек бы и на себя, и на весь Дорн под боевой молот Роберта, – сказал Лягух. – Мой отец предпочел подождать, пока принц Визерис найдет себе армию.
– Ваш отец?
– Принц Доран, – он опустился на одно колено. – Ваше Величество, честь имею: Квентин Мартелл, принц дорнийский и ваш покорнейший слуга.
Дени засмеялась.
Дорнийский принц покраснел. Собственные придворные и советники королевы с удивлением смотрели на нее.
– Ваша Лучезарность, – спросил Скахаз Бритоголовый по-гискарски, – почему вы смеетесь?
– Его прозвали Лягушонком, – сказала Дени, – мы только что поняли, почему. В Семи Королевствах есть детские сказки про лягушек, оборачивающихся зачарованными принцами, если их поцеловала истинная любовь.
Она улыбнулась дорнийским рыцарям и снова перешла на общий язык:
– Скажи мне, принц Квентин: ты был зачарован?
– Нет, Ваше Величество.
– Этого я и боялась.
«Увы, это не зачарованный принц и даже не очаровательный. Жалко, что это он оказался принцем, а не тот широкоплечий, с песчаными волосами».
– И все-таки ты прибыл ко мне за поцелуем. Ты собираешься на мне жениться. Так, верно? Подарок, который ты мне принес – это ты собственной персоной. Вместо Визериса и твоей сестры этот договор должны закрепить браком мы – если я хочу Дорн.
– Мой отец надеялся, что вы найдете меня... приемлемым.
Даарио Нахарис оскорбительно засмеялся.
– А я скажу, что ты щенок. Королеве нужен мужчина, а не сопливый мальчишка. Ты не годишься в мужья такой женщине, как она. У тебя еще молоко на губах не обсохло –чувствуешь его вкус?
Сир Геррис Дринкуотер нахмурился:
– Придержи язык, наемник. Ты говоришь с принцем дорнийским.
– И с его нянькой, вероятно, – Даарио полировал рукоятки клинков подушечками пальцев и угрожающе улыбался.
Скахаз проворчал, как ворчать умел он один:
– Этот мальчик служит Дорну, но Миэрину нужен король гискарских кровей.
– Знаю, что это Дорн, – сказал Резнак мо Резнак. – Дорн — это песок, скорпионы и голые красные горы, обожженные солнцем.
Принц Квентин ответил ему:
– Дорн – это пятьдесят тысяч мечей и копий, готовых послужить нашей королеве.
– Пятьдесят тысяч? – передразнил его Даарио. – Я вижу только троих.
– Довольно, – сказала Дейенерис. – Принц Квентин пересек полмира, чтобы предложить мне свой дар, и я не не отвечу ему нелюбезностью, – она повернулась к дорнийцам. – Жаль, что вы не прибыли сюда год назад. Я обещала выйти замуж за благородного Хиздара зо Лорака.
Сир Геррис начал:
– Еще не поздно...
– Это мне решать, – оборвала его Дейенерис. – Резнак, обеспечь принца и его спутников покоями сообразно их благородному званию и удостоверься, чтобы они ни в чем не знали нужды.
– Слушаю и повинуюсь, Ваша Лучезарность.
Королева поднялась на ноги.
– На сегодня все.
Даарио и сир Барристан проводили ее вверх по лестнице в королевские покои.
– Это все меняет, – сказал старый рыцарь.
– Это ничего не меняет, – ответила Дени, когда Ирри снимала у нее с головы корону. – Что толку от троих человек?
– Троих рыцарей, – заметил Селми.
– Троих лжецов, – хмуро ответил Даарио. – Они меня обманули.
– Обвели вокруг пальца, не сомневаюсь.
Даарио не решился это опровергать. Дени развернула пергамент и перечитала его. «Браавос. Это было подписано в Браавосе, там, где мы жили в доме с красной дверью». И отчего у нее такое странное чувство?
Она осознала, что ей вспоминается давешний кошмар. «Иногда в снах есть зерно истины». Мог ли Хиздар зо Лорак служить чародеям – это ли значил сон? Мог ли сон быть посланием? Что если боги говорят ей, что надо разорвать помолвку с Хиздаром и выйти замуж за этого дорнийского принца. Какое-то воспоминание ее беспокоило.
– Сир Барристан, что изображено на гербе дома Мартеллов?
– Лучезарное солнце, пронзенное копьем.
«Сын солнца». Королеву пробила дрожь.
– Тени и шепоты.
Что еще там сказала Куэйта? «Бледная кобылица и сын солнца. Еще там был лев и дракон. Или дракон – это я?».
– Берегись надушенного сенешаля, – это она помнила. – Сны и пророчества – ну почему их всегда подают загадками? Ненавижу их. Ах, оставьте меня, сир. Завтра у меня свадьба.
В эту ночь Даарио брал ее всеми способами, как только мужчина может брать женщину, и она охотно ему отдавалась. В последний раз, когда солнце уже восходило, она ртом заставила его отвердеть снова, как ее когда-то научила Дорея, и затем скакала на нем так дико, что у него снова открылась рана, и на одно сладкое мгновение она не могла различить, он ли внутри нее или она внутри него
Но когда солнце наконец встало и наступил новый день – день ее свадьбы, – Даарио Нахарис тоже встал, оделся и застегнул свою перевязь с блестящими золотыми развратницами.
– Куда ты? – спросила его Дени. – Я запрещаю тебе сегодня идти на вылазку.
– Моя королева жестока, – сказал капитан. – Если мне нельзя убивать твоих врагов, чем же мне занять себя на время твоей свадьбы?
– К закату у меня уже не будет врагов.
– Еще только рассвет, милая моя королева. День долог, времени хватит еще для одной вылазки. Я принесу тебе голову Бурого Бена Пламма как свадебный подарок.
– Не надо голов, – попросила Дени. – Однажды ты принес мне цветы.
– Пусть Хиздар носит тебе цветы. Он, конечно, не будет сам нагибаться за каждым одуванчиком, но у него всегда найдутся слуги, которые с радостью исполнят за хозяина эту обязанность. Я могу уйти?
– Нет, – она хотела, чтобы он остался и обнимал ее. «Однажды он уйдет и не вернется, – думала она. – Однажды какой-нибудь лучник всадит ему стрелу в грудь, или на него накинется десяток ратников с копьями, мечами и топорами – десяток возомнивших себя героями». Пятеро из них умрут, но разве это облегчит ее горе? «Однажды я потеряю его, как потеряла мое солнце и звезды. Но, дайте боги, не сегодня».
– Возвращайся в постель и поцелуй меня, – никто не целовал ее так, как Даарио Нахарис. – Я – твоя королева, и я повелеваю тебе меня трахнуть.
Она хотела сказать это игриво, но Даарио помрачнел.
– Трахать королев – занятие для королей. Этим сможет заняться твой благородный Хиздар, когда вы обвенчаетесь. А если он окажется слишком благородным, чтобы себя утруждать, у него всегда найдутся слуги, которые с радостью исполнят за хозяина и эту обязанность тоже. Или, может, тебе позвать в постель этого дорнийского мальчишку заодно с его смазливым дружком – почему бы и нет?
Он размашистым шагом вышел из опочивальни.
«Он попытается устроить вылазку, – осознала Дени, – и если ему удастся добыть голову Бена Пламма, он ворвется на свадебный пир и швырнет ее к моим ногам. Спасите меня, Семеро. И почему он не мог родиться знатным человеком?
Когда он ушел, Миссандея принесла королеве простой завтрак из козьего сыра и оливок и изюм на десерт.
– Вашему Величеству на завтрак не хватит одного вина. Вы же такая маленькая, вам сегодня понадобится много сил.
Эти слова в устах такой крошки заставили Дейенерис рассмеяться. Она так полагалась на маленькую служанку, что и забыла, что Миссандее всего одиннадцать. Они разделили трапезу на террасе. Когда Дени откусывала от оливки маленькие кусочки,  девочка-наатийка посмотрела на нее глазами цвета расплавленного золота и сказала:
– Еще не поздно сказать им, что вы решили не выходить замуж.
«Нет, уже поздно», – грустно подумала королева.
– Хиздар человек древних и знатных кровей. Наш союз объединит моих вольноотпущенников и его народ. Мы станем одной семьей, и одной семьей станет наш город.
– Ваше Величество не любит благородного Хиздара. Ваша служанка полагает, что вы скорее бы взяли в мужья кого-то другого.
«Нельзя мне сегодня думать о Даарио».
– Королева любит того, кого должна, а не того, кого захочет, – ей перехотелось есть. – Унеси еду, – велела она Миссандее. – Мне надо вымыться.
После Чхику вытерла Дейенерис досуха, а Ирри принесла ей токар. Дени завидовала просторным шароварам из песочного шелка и расписным жилетам, которые носили ее дотракийские служанки. Им было намного прохладнее, чем ей в своем токаре с тяжелой бахромой из маленьких жемчужин.
– Помогите мне навернуть этот виток. Самой мне со всеми этими жемчугами не управиться.
Дени знала, что должна была бы предвкушать грядущую свадьбу и следующую за ней ночь. Ей вспомнилась ночь ее первой свадьбы, когда кхал Дрого отнял ее девственность под чужими звездами. Она вспоминала, как боялась тогда и как была возбуждена. Будет ли с Хиздаром то же самое? «Нет. Я уже не та девочка, которой была, и он не мое солнце и звезды».
Из недр пирамиды снова выпорхнула Миссандея:
– Резнак и Скахаз просят разрешения сопроводить Ваше Величество до Храма Милостей. Резнак велел приготовить ваш паланкин.
Миэринцы редко ездили по городу верхом. Они предпочитали паланкины, носилки и портшезы, покоящиеся на плечах рабов.
– Лошади гадят на улицах, – заявил ей один человек из рода Закхов, – рабы – нет.
Дени освободила рабов, но паланкины, носилки и портшезы все так же толклись на улицах, как и раньше, и ни те, ни другие, ни третьи не начали колдовским образом парить в воздухе.
– Сегодня слишком жарко, чтобы сидеть в паланкине, – заявила Дени. – Заседлайте мою Серебрянку. Я не отправлюсь навстречу моему лорду-жениху на спинах носильщиков.
– Ваше Величество, – сказала Миссандея, – ваша служанка просит ее извинить, но вы не можете ехать верхом в токаре.
Маленькая служанка в который уже раз оказалась права. Токар был неподходящей одеждой для верховой езды. Дени скорчила гримаску.
– Как скажешь. Но не надо паланкина – я задохнусь за этими занавесями. Прикажи приготовить портшез.
Если уж ей придется носить большие уши, пусть все кролики ее увидят.
Когда Дени спустилась по лестнице, Резнак и Скахаз рухнули на колени.
– Ваша Милость сияет так ярко, что вы ослепите любого, кто осмелится взглянуть на вас, – объявил Резнак. Сенешаль был в каштановом парчовом токаре с золотой каймой. – Хиздару зо Лораку несказанно повезло с вами... и вам с ним, осмелюсь сказать. Этот брак спасет наш город, вот увидите.
– Мы молимся об этом. Я хочу не только посадить оливы, но увидеть, как они плодоносят в мире.
«И какая разница, что поцелуи Хиздара мне не в радость? Меня порадует мир. Разве я простая женщина, или все-таки королева?»
– Народ кишит на улицах, как мухи, – Бритоголовый был облачен в мускульную кирасу и черную складчатую юбку; под рукой он держал медный шлем в форме змеиной головы.
– Зачем мне бояться мух? Твои Медные Звери не позволят никому причинить мне вред.
У основания Великой Пирамиды всегда царил полумрак. Стены в тридцать футов толщиной заглушали уличный шум и не пропускали тепло, так что внутри было прохладно и сумрачно. В стойлах у западных стен пирамиды держали лошадей, мулов и ослов, у восточных – слонов. Три этих огромных и странных животных достались Дени вместе с пирамидой. Они напоминали ей мамонтов, только серых и безволосых – хотя бивни у них были спилены и позолочены, а глаза были грустные.
Силач Бельвас ел виноград, Барристан Селми наблюдал за тем, как конюшонок подтягивает подпругу на серой в яблоках лошади старого рыцаря. Трое дорнийцев были тут же – они оживленно беседовали, но с появлением королевы тут же замолчали. Принц опустился на одно колено.
– Ваше Величество, я вынужден вас умолять. Здоровье оставляет моего отца, но его верность вашему делу крепка, как никогда. Если мои манеры или моя особа вызывали у вас неудовольствие, это моя вина, но...
– Если вы хотите угодить мне, сир, порадуйтесь за меня, – сказала Дейенерис. – Сегодня день моей свадьбы. В Желтом Городе будут плясать от счастья, я не сомневаюсь, – она вздохнула. – Встаньте, мой принц, и улыбнитесь. Однажды я вернусь в Вестерос, чтобы предъявить права на трон моего отца, и обращусь за помощью к Дорну. Но сегодня юнкайцы окружили мой город стальным кольцом. Я могу умереть прежде того дня, когда увижу Семь Королевств. Хиздар может умереть. Вестерос может утонуть в море, – Дени поцеловала дорнийца в щеку. – Идем. Настало время мне выйти замуж.
Сир Барристан помог ей забраться в портшез. Квентин присоединился к своим товарищам-дорнийцам. Силач Бельвас криком потребовал открыть ворота, и Дейенерис Таргариен выехала на солнце. Селми последовал за ней на своей серой в яблоках лошади.
– Скажите, – попросила его Дени, когда процессия повернула к Храму Милостей, – если бы мои отец и мать были бы вольны вступить в брак по велению своих сердец, на ком бы женился мой отец и за кого бы вышла мать?
– Это было давным-давно. Ваше Величество не могли знать этих людей.
– Но вы же их знали? Расскажите.
Старый рыцарь наклонил голову.
– Ваша мать-королева всегда помнила о своем долге, – сир Барристан был прекрасен в своих золотых с серебром доспехах, белый плащ ниспадал у него с плеч, но говорил он, точно ему было больно и точно каждое слово было верстовым столбом, который ему надо было миновать. – Хотя в девичестве... она как-то влюбилась в юного рыцаря из Штормовых Земель, который носил ее ленту на турнире и назвал ее королевой любви и красоты. Это была короткая влюбленность.
– И что случилось с этим рыцарем?
– В тот день, когда он узнал, что ваша мать выходит замуж за вашего отца, он навсегда отложил копье. После этого он стал набожен и, как говорят, уверял, что только Дева может занять место королевы Рейеллы в его сердце. Конечно, его страсть была бесплодна – рыцарь-ленник не пара принцессе королевской крови.
«И Даарио Нахарис всего лишь наемник, недостойный чистить золотые шпоры даже рыцарю-леннику».
– А мой отец? Была ли у него женщина, которую он любил больше своей королевы?
Сир Барристан заерзал в седле.
– Не то что бы... не любил. Возможно, лучше бы сказать «желал», но... это была только кухонная сплетня, шепотки прачек и конюшат...
– Я хочу знать. Я никогда не видела моего отца, и я хочу знать о нем все. И хорошее, и... остальное.
– Как прикажете, – белый рыцарь осторожно выбирал слова. – Принц Эйерис... в молодости он увлекся одной дамой из Кастерли Рок, двоюродной сестрой Тайвина Ланнистера. Когда она вышла замуж за Тайвина, на свадебном пиру ваш отец слишком много выпил, и слышали, будто он заявил: мол, как жалко, что в наши времена отменили право первой ночи. Это, конечно, была просто пьяная шутка, но Тайвин Ланнистер был не таким человеком, который мог просто взять и забыть подобные слова, или... вольности, которые ваш отец позволил себе во время проводов молодых в спальню, – сир Барристан покраснел. – Я и так уже сказал слишком много, Ваше Величество. Я...
– Милостивая королева, какая встреча! – они поравнялись с другой процессией, и с другого портшеза ей улыбался Хиздар зо Лорак. «Мой король». Дени задалась вопросом, где сейчас находится и что делает Даарио Нахарис. «Если бы это была сказка, он прискакал бы на коне, как только мы подошли бы к храму, и вызывал бы Хиздара на смертный бой за мою руку».
Вместе процессия королевы и процессия Хиздара зо Лорака неторопливо прошли через весь Миэрин, пока, наконец, не вышли к Храму Милостей, чьи золотые купола горели на солнце. «Как красиво», – пыталась говорить себе королева – и все же, как маленькая глупая девочка, не могла не выглядывать в толпе Даарио. «Если бы он любил тебя, он пришел и похитил бы тебя с мечом в руках, как Рейегар похитил свою северянку», – напирала в ней девочка, но королева знала, что это глупо. Даже если бы ее капитану хватило безрассудства попытаться украсть королеву, Медные Звери изрубили бы его раньше, чем он приблизился к ней хоть на сто ярдов.
Галазза Галар ожидала их перед дверями храма; Зеленую Милость окружали ее сестры в одеяниях белых, розовых и красных, синих, золотых и пурпурных. «Их меньше, чем раньше». Дени поискала глазами Эззару и не нашла ее. «Неужели кровавый понос унес и ее?». Хотя королева и заставила астапорцев голодать за стенами города, чтобы не пустить моровое поветрие внутрь, оно все равно все ширилось. Многие пали его жертвами: вольноотпущенники, наемники, Медные Звери, даже дотракийцы, хотя никто из Безупречных пока что не заразился. Дени молилась, чтобы самое страшное осталось позади.
Милости принесли кресло из слоновой кости и золотой таз. Изящно придерживая свой токар, чтобы не наступить на край, Дейенерис Таргариен опустилась на удобное бархатное сиденье; Хиздар зо Лорак встал на колени, развязал невесте сандалии и омыл ей ноги в тазу. Вокруг пели пятьдесят евнухов, и десять тысяч глаз смотрели на королеву. «У него нежные руки, – повторяла она себе, чувствуя, как бежит между пальцами теплое благовонное масло. – Если у него окажется и нежное сердце, со временем я его полюблю».
Когда ноги королевы были вымыты, Хиздар вытер их мягким полотенцем, заново зашнуровал сандалии и помог невесте встать. Рука об руку они последовали за Зеленой Милостью в храм, где воздух пропах фимиамом и стояли боги Гиса, стоявшие в тени своих ниш.
Четыре часа спустя Хиздар и Дени вышли наружу – уже как муж и жена, скованные у запястий и щиколоток цепочками из желтого золота.

[komadm]

На первый взгляд все нормально. Возможны некоторые предложения по стилистике. Взял файл в детальную проработку.

[Xanvier Xanbie]

Так, там в одном месте Лягух вместо Лягушонка. И в той же строке: "навлек бы и на себя, и на весь Дорн под боевой молот Роберта".

[komadm]

Да, я обратил внимание. Поправлю.

[Avatarra]

солнечными опалинами в волосах

может, с выгоревшими (на солнце)  волосами?

[Darth_Raziel]

Первая редакция. Готов к обсуждению любых моментов.

[Xanvier Xanbie]

Разве ранее упоминалось, что у Мерис отрезан нос?

Вроде бы нет, здесь упоминается впервые. Груди отрезанные упоминались в третьей главе Квентина, кажется. Но с какой радости slit nose - "разбитый нос"?

Действительно двоюродной сестрой? У благородных есть привычка всех более-менее родственников называть «cousin». Возможно, стоит заменить на «родственницу»?
Хотя если там таки действительно двоюродная сестра, дворфизм Тириона  становится не таким уж и неожиданным.

Резонно. Лучше заменить на кузину. По идее, кузина и в русском языке не только двоюродная сестра, но и троюродная и так далее. Вон Виленская тоже к "Пиру" отказалась от двоюродных, там у нее только кузены и кузины.

Ты еще чувствуешь вкус молока своей матери, когда облизываешь губы?

Корявовато. Мне кажется, что мой вариант с "у тебя еще молоко на губах не обсохло - чувствуешь вкус?" был чуть лучше. В английском языке такой точной идиомы с молоком нет, ближайшее wet behind ears, так что русский фразеологизм тоже с молоком и губами тут очень к месту. Впрочем, он и за буквальным переводом угадывается, пожалуй.

[Darth_Raziel]

Но с какой радости slit nose - "разбитый нос"?

Мультитран говорит: slit nose - расквасить (кому-л.) нос.
Имхо, если больше нигде не упоминается, что у Мерис отрезанный нос, значит это таки не так. Такая бросающаяся в глаза деталь внешности была бы упомянута.

Лучше заменить на кузину.

Согласен.

Впрочем, он и за буквальным переводом угадывается, пожалуй.

На мой взгляд, так подколка даже изящнее звучит.

[Xanvier Xanbie]

Такая бросающаяся в глаза деталь внешности была бы упомянута.

Ну-у, это первое и единственное описание внешности Милашки Мерис в книге.

Мультитран говорит: slit nose - расквасить (кому-л.) нос.

Мне сдается, что мультитран врет. Есть какие-нибудь подтверждения в англоязычных словарях/сайтах/чем-то еще? В гугле по запросу slit nose в основном отрезанные носы, Юстиниан, книга Левит и лорд Вольдеморт.

[Darth_Raziel]

Есть какие-нибудь подтверждения в англоязычных словарях/сайтах/чем-то еще?

Вот я тоже не нашел.
Я бы предпочел перестраховаться и вынести этот вопрос на общее обсуждение, если ты не против.

[Xanvier Xanbie]

Я бы предпочел перестраховаться и вынести этот вопрос на общее обсуждение, если ты не против.

Разумеется, не против. Выноси.

[елений]

У Волдеморта нос не отрезанный. У него полное отсутствие носа. Змеиный нос. Одни дырочки-сопелки.
Думаю, что тут имеется в виду разорванный нос. типа рваных ноздрей.(особенно, учитывая и её шрамы на щеках).
Но нужно ещё спросить.

[Леди Боли]

Наблюдаю.

[Darth_Raziel]

Поступила годная версия, которая лично меня устраивает:

нос не "отрезан", а "разрезан". Шрам у неё на носу, точно так же как на обоих щеках.

Xanvier, что думаешь?

[Xanvier Xanbie]

Там был крайне годный вариант "рассеченный нос", который я поддерживаю.