50. Дени (8)

[Xanvier Xanbie]

Зал полнился юнкайским смехом, юнкайскими песнями, юнкайскими молитвами. Танцовщицы плясали; музыканты играли странные мелодии на колокольчиках, пищалках и пузырях; певцы пели древние любовные песни на тарабарском языке Старого Гиса. Вино текло рекой – не жидкое бледное пойло из Залива Работорговцев, а густые сладкие вина с Арбора и сонное вино из Кварта, приправленное чудными пряностями. Юнкайцы прибыли в город по приглашению короля Хиздара – заключить мир и присутствовать на открытии знаменитых бойцовых ям Миэрина. Благородный супруг королевы открыл врата Великой Пирамиды, чтобы дать пир гостям.
«Ненавижу их, – думала Дейенерис Таргариен. – Как вышло, что я пью и любезничаю с людьми, которых предпочла бы выпотрошить?».
На пиру подавали мясо и рыбу дюжины разных сортов: верблюжатину, крокодилятину, мясо поющего кальмара, глазурованных уток и шипастых личинок, а также козлятину, свинину и конину для тех, чьи вкусы были не так изысканы. И собачатину. По гискарским понятиям, никакой пир не считался полноценным без собачьего мяса. Повара Хиздара приготовили из собак четыре разных блюда.
– Гискарцы съедят все, что может плавать, летать или ползать, кроме человека и дракона, – предупредил ее Даарио, – и держу пари, они съедят и дракона, если дать им хоть полшанса.
Одним мясом не наешься – поэтому на пиру были фрукты, каши и овощи. Воздух благоухал ароматами шафрана, корицы, гвоздики, перца и прочих дорогих пряностей.
Дени едва притронулась к яствам.
«Это мир, – повторяла она себе. – То, чего я хотела, то, чего я добивалась, то, ради чего я вышла замуж за Хиздара. Почему же у него привкус поражения?».
– Еще немного, любовь моя, – заверял ее Хиздар. – Скоро юнкайцы уйдут, и их союзники и наемники уйдут вместе с ними. Мы получим все, что хотели – мир, еду, торговлю. Скоро снова откроется наш порт, и нашим кораблям будет позволено входить в гавань и уходить из нее.
– Юнкайцы это позволят, да, – ответила королева, – но их военные корабли никуда не денутся. Они могут снова стиснуть пальцы у нас на горле, когда пожелают. Они открыли рынок рабов напротив моих стен!
– Но вне наших стен, милая королева. Таковы были условия мира – но Юнкай хочет без препон торговать рабами, как и прежде.
– В своем собственном городе. Не здесь, не перед моими глазами, – Мудрые Господа обустроили загоны для рабов и помост для аукционов чуть южнее Скахазадхана, где широкая река несла свои бурые воды в Залив Работорговцев. – Это плевок мне в лицо – они устроили там целое представление, показывая, как я бессильна их остановить.
– Пустая показуха, – ответил ее лорд-муж. – Представление, как вы сами сказали. Пусть фиглярствуют – когда они уйдут, мы разобьем на этом месте фруктовый рынок.   
– Когда они уйдут, – повторила Дени. – И когда они уйдут? По ту сторону Скахазадхана видели всадников. Ракхаро говорит, что это дотракийские разведчики и что за ними идет кхаласар. Он приведет с собой пленников – мужчин, женщин и детей – в подарок работорговцам, – дотракийцы не продавали и не покупали – они дарили подарки и принимали другие подарки в ответ. – Вот почему юнкайцы разбили этот рынок – они уйдут отсюда с тысячами рабов.
Хиздар зо Лорак пожал плечами.
– Но они уйдут, и это важнее всего, моя любовь. Юнкай будет торговать рабами, Миэрин – нет, так мы условились. Потерпите немного, и все пройдет.
Так что Дейенерис сидела на пиру молча, закутавшись в токар цвета киновари и погрузившись в мрачные мысли. Она отвечала только тогда, когда ее спрашивали, но ум ее занимали мужчины и женщины, которых покупали и продавали за стенами города как раз сейчас, пока она пирует с гостями. Пусть ее благородный супруг произносит речи и смеется над плоскими шутками юнкайцев. Это право короля – и его долг.
За столом говорили в основном о завтрашних боях. Барсена Черноволосая будет драться с вепрем – клыки против кинжала; в боях будут участвовать и Кразз, и Пятнистый Кот; и в финальном поединке сойдутся Гогор-Гигант и Белакво-Костолом. Еще до захода солнца один из них будет мертв. «Не бывает королев с чистыми руками», – говорила себе Дени. Она думала о Дорее, о Куаро, о Ероих... о маленькой девочке по имени Хаззея, которую она никогда не встречала. «Лучше несколько человек умрет в ямах, чем тысячи у ворот. Такова цена мира, и я плачу ее по своей воле. Если я оглянусь, я пропала».
Юнкайский главнокомандующий, Юрхаз зо Юнзак, судя по внешности, застал еще эйгоново Завоевание. Скрюченного, морщинистого и беззубого полководца принесли к столу два дюжих раба. Остальные юнкайские князья производили ничуть не большее впечатление. Еще один был мал ростом и хил телом, хотя сопровождавшие его рабы-солдаты были до нелепости долговязы. Третий был молод, ладно сложен и полон жизни, но настолько пьян, что Дени еле-еле могла разобрать, что он говорит. «И как эти существа могли поставить меня на колени?».
Наемники были людьми другого склада. Все четыре отряда на службе у Юнкая прислали на пир своих командиров. Гонимых Ветром представлял пентошийский аристократ по прозвищу Оборванный Принц, Длинные Копья – Гило Риган, который был больше похож на сапожника, чем на солдата, и разговаривал шепотом. Кровавобородый из Роты Кошки шумел так, что хватило бы на десятерых – это был великан с дремучей бородой, ненасытный до вина и женщин. Он орал, рыгал, громоподобно пускал газы и щипал всех служанок, что оказывались в пределах его досягаемости. Время от времени он усаживал одну из них себе на колени, чтобы помять ей груди и поласкать ей между ног.
Прибыл и представитель Младшх Сыновей. «Если бы тут был Даарио, этот пир кончился бы кровопролитием». Никаким обещанным миром нельзя было убедить капитана пустить Бурого Бена Пламма в Миэрин и оставить его в живых. Дени поклялась, что семерым послам и капитанам не причинят никакого вреда, но юнкайцам клятв показалось мало. Они потребовали заложников. За троих юнкайских князьев и четверых капитанов наемников Миэрин выслал в осадный лагерь семерых: родную сестру Хиздара, двух его двоюродных братьев, кровного всадника Дени Чхого, ее адмирала Гролео, капитана Безупречных Героя и Даарио Нахариса.
– Оставлю тебе моих девочек, – сказал ей капитан, отдавая королеве перевязь с золочеными распутницами. – Храни их для меня, любимая. Мы не хотим, чтобы они устроили у юнкайцев кровавые шалости.
Не было на пиру и Бритоголового. После коронации Хиздар первым делом сместил его с поста начальника Медных Зверей и назначил на это место своего двоюродного брата – жирного и обрюзгшего Маргаза зо Лорака.
«Оно и к лучшему. Зеленая Милость говорит, что между Лораками и Кандаками кровная вражда, а Бритоголовый никогда не скрывал презрения к моему лорду-мужу. А Даарио...».
После свадьбы Даарио стал только буйнее. Его не радовал заключенный королевой мир, его тем более не радовало ее замужество, и он все еще злился на обманувших его дорнийцев. Когда принц Квентин сообщил ему, что и остальные вестеросцы перекинулись к Воронам-Буревестникам по приказу Оборванного Принца, только вмешательство Серого Червя и его Безупречных не дало Даарио поубивать их всех. Лже-дезертиры сейчас были надежно заточены в подземельях пирамиды... но Даарио продолжал пылать гневом.
«Для него же безопаснее оставаться в заложниках. Мой капитан не создан для мира». Дени не могла рисковать – он мог бы зарубить Бурого Бена Пламма, мог бы оскорбить Хиздара при всем дворе, мог бы спровоцировать юнкайцев или еще как-то разрушить тот мир, ради которого ей пришлось пожертвовать столь многим. Даарио – это ходячая беда. Отныне она должна не пускать его ни в постель, ни в сердце, ни в мысли. Если он ее не предаст, то поработит – Дени не знала, что хуже.
Когда застолье окончилось и недоеденные яства унесли собравшимся внизу беднякам – так настояла королева. Высокие бокалы наполнили пряным квартийским ликером, темным, как янтарь. Затем начались увеселения.
Хор юнкайских кастратов, принадлежащий Юрхазу зо Юнзаку, пел песни на древнем языке Старой Империи голосами тонкими, нежными и невообразимо чистыми.
– Доводилось ли вам слышать подобное, любовь моя? – спросил ее Хиздар. – Божественные голоса, не правда ли?
– Да, – согласилась она, – хотя, думается мне, они предпочли бы сохранить кое-что, что присуще смертным.
Все развлекавшие их артисты были рабами. Таковы были условия мира: работорговцы могут привозить своих рабов в Миэрин, не опасаясь, что тех насильно освободят. В обмен юнкайцы пообещали уважать права и свободы бывших рабов, освобожденных Дейенерис. Хиздар назвал это соглашение честной сделкой, но Дейенерис чувствовала горечь. Королева выпила еще чашу вина, чтобы ее перебить.
– Если певцы вам понравились, Юрхаз с удовольстием подарит их нам, не сомневаюсь, – заявил ее благородный супруг. – Дар для подкрепления нашего мира и украшение нашему двору.
«Он отдаст нам этих кастратов, – подумала Дени, – а затем отправится домой и наделает новых. Мальчиков в мире полно».
Ее не развеселили и акробаты, выступавшие после певцов – даже тогда, когда они выстроились в человеческую пирамиду в девять уровней. На самом верху стояла маленькая голая девочка. «Уж не на мою ли пирамиду они намекают? – гадала королева. – И не я ли та девочка наверху?».
После этого ее лорд-муж вывел гостей на нижнюю террасу, чтобы жители Желтого Города могли полюбоваться на ночной Миэрин. Юнкайцы кучками рассыпались по саду с винными чашами в руках, разойдясь за лимонными деревьями и ночными цветами, и Дейенерис неожиданно столкнулась нос к носу с Бурым Беном Пламмом.
Наемник склонился в глубоком поклоне.
– Ваша милость. Вы выглядите чудесно – как всегда. Эти юнкайки и вполовину не так хороши, как вы. Надо было мне принести вам свадебный подарок, но он обошелся бы старому Бурому Бену слишком дорого.
– Не хочу я от тебя никаких подарков.
– А вот этот бы захотели – голову старого врага.
– Уж не твою ли собственную? – мягко спросила она. – Ты меня предал.
– Это как-то уж очень сильно сказано, извините меня, – Бурый Бен почесал свои пегие усы, седые с серым. – Мы перешли на сторону победителя, вот и все. Точно так же, как мы поступали и раньше. Это же не я один все-таки. Так решили ребята.
– Так это они меня предали, говоришь? Отчего же? Разве я плохо обращалась с Младшими Сыновьями? Разве я обманывала вас с оплатой?
– Никогда, – ответил Бурый Бен, – но дело не только в деньгах, Ваше Высокомогущество. Я узнал это давным-давно – после моей первой битвы. Наутро после боя я возился среди мертвых, искал, что прибрать к рукам, так сказать. Попался мне один труп – какой то воин с топором отхватил ему руку у плеча. Его облепили мухи, он был весь в засохшей крови, отчего его больше никто и не тронул – но под всей этой грязью на нем  был дублет с нашитыми бляшками, на вид – прекрасная кожа. Я решил, что он мне подойдет, так что отогнал мух и срезал дублет с трупа. Однако же проклятая одежка оказалась тяжелее, чем ей положено быть. За подкладку он зашил монеты – целое состояние. Золото, Ваша Милость, славное желтое золото. Этих денег любому бы хватило, чтобы до конца своих дней жить, как лорд. И что ему стало с этих денег? Вот он со всеми своими деньгами лежал в крови и грязи и, мать вашу, без руки. Вот это и был урок мне, видите? Серебро – милый дружок, золото – родная матушка, но когда ты мертв, они стоят не больше того дерьма, которое ты наложил перед смертью. Я же говорил вам: есть старые наемники и есть храбрые наемники, но храбрых старых наемников не бывает. Мои ребята не хотели умирать, вот и все, и когда я сказал им, что вы не будете выпускать драконов на юнкайцев, что ж...
«Ты решил, что я уже проиграла, – подумала Дени, – и разве могу я сказать, что ты был неправ?»
– Я понимаю, – тут она могла бы и закончить разговор, но ей было интересно. – Этих денег бы хватило, чтобы жить, как лорд. Что вы сделали с этим богатством?
Бурый Бен засмеялся.
– Я был глупым сопляком. Я рассказал о нем человеку, которого считал другом, а он рассказал сержанту, и мои товарищи по оружию избавили меня от этого бремени. Сержант сказал, что я слишком молод и все равно потрачу деньги на шлюх и все такое. Правда, он оставил мне дублет, – он сплюнул. – Вы никогда больше не захотите довериться наемнику, миледи.
– Этот урок я выучила, и однажды я непременно тебя за него отблагодарю.
Бурый Бен сощурил глаза.
– Не надо – знаю я, какие благодарности у вас на уме, – он поклонился и отошел.
Дени обратила взгляд за город. За стенами под защитой вырытых руками рабов траншей выстроились ровными рядами желтые юнкайские шатры. Два железных легиона из Нового Гиса, вымуштрованные и вооруженные точно так же, как ее Безупречные, разбили лагерь к северу от реки. Еще два гискарских легиона остановились к востоку от города, перерезав путь на Хазайский перевал. Костры и коновязи наемных отрядов рассыпались на юге. Днем к небесам рваными серыми полосами вздымались столбы дыма; ночью со стен были видны далекие огни. У залива разрослась мерзость – рынок рабов, обосновавшийся у самого ее порога. Сейчас, после захода солнца, его не было видно, но королева знала, что он там, и это раздражало ее пуще прежнего.
– Сир Барристан? – мягко позвала она.
Белый рыцарь тут же явился из ниоткуда.
– Ваше величество?
– Вы слышали наш разговор?
– Я услышал достаточно. Он прав – никогда не верьте наемнику.
«Или королеве», – подумала Дени.
– Найдется ли среди Младших Сыновей человек, которого можно убедить... убрать... Бурого Бена?
– Как Даарио Нахарис как-то убрал двух других капитанов Ворон-Буревестников? – старый рыцарь явно почувствовал себя неуютно. – Возможно. Я бы не стал выяснять, ваше величество.
«Нет, – подумала она, – вы слишком честны и слишком благородны».
– Нет так нет. У Юнкая есть еще три наемных отряда.
– Головорезы и прохиндеи, отребье с тысячи побоищ, – предупредил ее сир Барристан, – и их капитаны еще вероломнее Пламма.
– Я всего лишь юная девушка и в таких делах ничего не смыслю, но, сдается мне, их вероломность нам как раз на руку. Однажды, как вы помните, я уже переманила на нашу сторону Младших Сыновей и Ворон-Буревестников.
– Если ваше величество желает конфиденциально переговорить с Гило Риганом или Оборванным Принцем, я могу привести их к вам в покои.
– Сейчас неподходящее время. Слишком много глаз, слишком много ушей. Их отсутствие заметят, даже если вы сумеете осторожно увести их от юнкайцев. Нам нужно найти какой-то другой способ связаться с ними, потише... не этим вечером, но скоро.
– Слушаю и повинуюсь. Хотя, боюсь, я не слишком подхожу для такого задания. В Королевской Гавани подобными делами занимались лорд Мизинец или Паук. Мы, старые рыцари, народ простой и годимся только для битвы, – он похлопал по рукояти меча.
– Наши узники, – предложила Дени, – вестеросцы, которые перекинулись от Гонимых ветром вместе с тремя дорнийцами. Они ведь все еще у нас в темницах? Воспользуйтесь ими.
– Освободить их, вы имеете в виду? Мудро ли это? Их прислали к нам, чтобы они могли втереться к вам в доверие и предать Ваше Величество при первой возможности.
– Значит, они не справились – я им не доверяю и никогда не буду доверять, – по правде сказать, Дени уже стала забывать, как доверять кому-то. – Тем не менее, мы еще можем их использовать. Среди них есть женщина. Мерис. Отошлите ее обратно... в знак моего расположения. Если их капитан умный человек, он поймет.
– Женщина хуже всех остальных.
– Тем лучше для нас, – Дени немного подумала. – Нам надо завести переговоры и с Длинными Копьями. И с Ротой Кошки.
– Кровавобородый, – сир Барристан помрачнел пуще прежнего. – С позволяения Вашего Величество я бы не стал с ним связываться. Ваше Величество слишком молоды, чтобы помнить Девятигрошевых Королей, но Кровавобородый слеплен из того же страшного теста. У него нет чести, только жажда... жажда золота, жажда славы, жажда крови.
– Вы лучше меня знаете таких людей, сир.
Если Кровавобородый на самом деле самый бесчестный и самый жадный из всех наемников, его проще всего будет перекупить, но в таком деле ей было неприятно идти против совета сира Барристана.
– Делайте, как посчитаете нужным. Но поскорее – если заключенный Хиздаром мир будет нарушен, я хочу быть к этому готова. Я не верю работорговцам. – «И не верю моему мужу». – Они повернут оружие против нас при первых признаках слабости.
– Но и юнкайцы слабеют. Говорят, кровавый понос уже затронул толосийцев и перекинулся через реку на третий гискарский легион.
«Бледная кобылица, – Дейенерис вздохнула. – Куэйта предупреждала, что бледная кобылица придет. Она предупреждала меня и о дорнийском принце – сыне солнца. Она поведала мне многое, но все загадками».
– Не могу надеяться, что мор избавит меня от врагов. Освободите Милашку Меррис. Немедленно.
– Слушаю и повинуюсь. Хотя... ваше величество, осмелюсь напомнить, что есть и другой путь...
– Дорнийский? – Дени снова вздохнула. Трое дорнийцев присутствовали на пиру, как полагалось согласно званию принца Квентина, хотя Резнак озаботился посадить их как можно дальше от супруга королевы. Ревнивости за Хиздаром не замечали, но вряд ли кого-либо порадовало бы присутствие соперника рядом с новобрачной. – Мальчик мил и любезен, но...
– Мартеллы – древний и благородный род, и они на протяжении ста с лишним лет были преданными друзьями дома Таргариенов, ваше величество. Я имел честь служить вместе с двоюродным дедом принца Квентина в Королевской Гвардии вашего отца. Нельзя было и желать более доблестного товарища по оружию, чем был принц Левин. С позволения вашего величества, Квентин Мартелл – той же крови.
– С позволения моего величества, лучше бы он явился ко мне с теми пятьюдесятью тысячами мечей, о которых он говорит. Вместо этого он привез мне двух рыцарей и пергамент. Разве пергамент защитит мой народ от Юнкая? Если бы у этого принца был флот...
– Дорн никогда не был морской державой, ваше величество.
– Верно, – знаний Дени о вестеросской истории хватало, чтобы это знать. Десять тысяч кораблей Нимерии причалили к песчаным берегам Дорна, но, когда королева Нимерия обвенчалась со своим дорнийским принцем, она сожгла все корабли до единого и навеки отказалась от них. – Дорн слишком далеко. Чтобы угодить одному принцу, мне пришлось бы покинуть весь мой народ. Вам следует отправить его домой.
– Дорнийцы известны своим упрямством, ваше величество. Предки принца Квентина воевали с вашими без малого две сотни лет. Без вас он не уедет.
«Значит, здесь он и умрет, – подумала Дейенерис, – если в нем нет чего-то большего, чем мне кажется».
– Он все еще в пирамиде?
– Пьет со своими рыцарями.
– Приведите его ко мне. Для него настало время встретиться с моими детьми.
На длинном серьезном лице Барристана Селми промелькнула тень сомнения.
– Слушаю и повинуюсь.
Ее царственный супруг хохотал в компании Юрхаза зо Юнзака и прочих юнкайских лордов. Дени не думала, что он будет без нее скучать, но на всякий случай проинструктировала своих служанок – если Хиздар будет ее искать, она ушла справить природную нужду.
Сир Барристан вместе с дорнийским принцем ждал у лестницы. Квадратное лицо Мартелла рдело румянцем. «Переборщил с вином», – заключила королева, хотя принц и старался это скрыть, как мог. Если не считать цепочки медных солнц, украшавшей пояс дорнийца,  Квентин был одет очень просто. «Его называют Лягушонок», вспомнила Дени. И ясно было почему – он был каким угодно, только не привлекательным.
Она улыбнулась.
– Мой принц, нас ждет долгая дорога вниз. Вы уверены, что хотите их увидеть?
– Если это угодно вашему величеству.
– Тогда идем.
Двое Безупречных с факелами шли по лестнице перед ними; позади шагали двое Медных Зверей, один в маске рыбы, другой – сокола. По настоянию сира Барристана даже здесь, в собственной пирамиде королевы и в эту радостную ночь мира и празднеств с Дейенерис, куда бы она ни пошла, оставалась охрана. В тишине они проделали долгий спуск, трижды останавливаясь, чтобы передохнуть.
– У дракона три головы, – сказала Дени, когда они вышли на последний пролет. – Мое замужество еще не значит для вас крушения всех надежд. Я знаю, ради чего вы здесь.
– Ради вас, – ответил Квентин, являя собой неуклюжую галантность.
– Нет, – сказала Дени, – ради огня и крови.
Один из слонов при виде людей затрубил в своем стойле, и ответный рык из подземелий заставил ее сердце заколотиться. Принц Квентин встревожился.
– Драконы узнают, когда она рядом, – сказал ему сир Барристан.
«Каждый ребенок узнает свою мать, – подумала Дени. – Когда высохнут моря и ветер унесет горы, как листья...».
– Они зовут меня. Идем, – она взяла принца Квентина за руку и повела его к яме, где держали двух драконов. – Оставайтесь снаружи, – сказала Дени сиру Барристану, когда Безупречные отпирали огромные железные двери. – Принц Квентин меня защитит.
Она ввела дорнийского принца в зал, к самому краю ямы.
Драконы подняли головы на длинных шеях, уставившись на пришельцев горящими глазами. Визерион уже разорвал одну цепь и расплавил другую; он свисал со сводов над ямой, точно громадная белая летучая мышь, вцепившись когтями в обожженные и раскрошенные кирпичи. Рейегаль, все еще в оковах, глодал бычий остов. Слой костей на дне ямы был дальше от поверхности, чем в последний раз, когда Дени здесь была, а стены и полы были черно-серыми – скорее уже сажа, чем кирпич. Долго эти стены не выдержат... но за кирпичом лишь земля да камень. «Могут ли драконы прокладывать ходы в камне, как огненные змеи старой Валирии?». Она надеялась, что нет.
Дорнийский принц был бел, как молоко.
– Я... я слышал, что их трое.
– Дрогон охотится, – остального ему знать было не нужно. – Белого зовут Визерион, зеленого – Рейегаль. Я назвала их в честь моих братьев.
Ее голос отдавался эхом от опаленных стен. Он звучал слабо – голос девочки, не голос королевы-завоевательницы и не голос счастливой новобрачной.
Рейегаль зарычал в ответ, и огонь наполнил яму красно-желтым факелом. Визерион ответил ему собственным оранжево-золотым пламенем. Когда он распахнул крылья, в воздух поднялось облако серого пепла; на ногах дракона загремели разбитые цепи. Квентин Мартелл отскочил на фут.
Более жестокосердная женщина засмеялась бы над ним, но Дени сжала руку принца и сказала:
– Меня они тоже пугают – не надо этого стыдиться. Во тьме мои дети выросли дикими и злобными.
– Вы... вы собирались на них летать?
– На одном из них. Я знаю о драконах только то, что мне рассказывал брат, когда я была маленькой, и еще кое-что я читала в книгах. Но говорилось, что Эйегон Завоеватель никогда не отваживался оседлать Вхагар или Мираксес, а его сестры никогда не садились верхом на Балериона Черного Ужаса. Драконы живут дольше людей, некоторые – сотни лет, так что у Балериона были и другие наездники после того, как Эйегон умер... но ни один наездник в истории не летал на двух драконах.
Визерион снова зашипел. Между зубами у него поднимался дым, и видно было, как глубоко в глотке дракона бурлит золотое пламя.
– Это... это устрашающие существа.
– Это драконы, Квентин, – Дени встала на цыпочки и легко поцеловала его в одну щеку и в другую. – И я тоже дракон.
Юный принц сглотнул.
– Я... я тоже от крови дракона, Ваше Величество. Я могу проследить мою родословную до первой Дейенерис – принцессы-Таргариен, сестры короля Дейерона Доброго, что вышла замуж за принца дорнийского. Это для нее он построил Водные Сады.
– Водные Сады? – честно говоря, она почти ничего не знала о Дорне и его истории.
– Излюбленный дворец моего отца. Я с удовольствием когда-нибудь покажу его вам. Они из розового мрамора, с бассейнами, фонтанами и видом на море.
– Звучит очень мило, – Дени отвела его от ямы. «Здесь ему не место. Не надо было ему приезжать». – Вам лучше туда и вернуться. Боюсь, при моем дворе для вас небезопасно. У вас больше врагов, чем может показаться. Вы заставили Даарио оконфузиться, а это не тот человек, что может просто взять и забыть такой укол.
– У меня есть рыцари. Мои верные защитники.
– Два рыцаря. У Даарио пятьсот Ворон-Буревестников. И вам придется беречься и моего лорда-мужа. Знаю, он может казаться мягким и любезным человеком, но не надо обманываться. Хиздар получил корону из моих рук, и у него под началом одни из самых грозных бойцов в мире. Если один из них вздумает заслужить милость господина, устранив его соперника...
– Я принц дорнийский, Ваше Величество. Не мне убегать от рабов и наемников.
«Значит, ты настоящий дурачок, Принц-Лягушонок».
Дени последний раз окинула взглядом своих одичавших детей. Она слышала, как рычат драконы, когда вела мальчика к дверям, и видела, как на кирпичах играет свет – отражение драконьего огня. «Если я оглянусь, я пропала».
– Сир Барристан пришлет нам пару портшезов, чтобы доставить нас назад на пир, но подъем по лестнице все равно наводит на меня тоску, – за их спинами с громким лязгом закрылись огромные железные двери. – Расскажите мне об этой другой Дейенерис. Я знаю об истории державы моего отца меньше, чем следует. Меня никогда не воспитывал мейстер.
«Только брат».
– С удовольствием, Ваше Величество, – ответил Квентин.
Уже заполночь последние гости разошлись, и Дени вернулась в опочивальню к своему супругу и королю. Хиздар, по крайней мере, был доволен, хотя и несколько пьян.
– Я держу слово, – сказал он королеве, пока Ирри и Чхику переодевали ее для постели. – Вы хотели мира, и он ваш.
«А ты хотел крови, и скоро мне придется тебе ее дать», подумала Дени, но сказала только:
– Благодарю вас.
Дневные волнения только подогрели страсть в ее супруге – стоило служанкам удалиться, как он сорвал с невесты ночную рубашку и повалил навзничь на постель. Дени обняла его и предоставила делать, что он хочет. Он был пьян, и она знала, что он не будет в ней долго.
Он и не был. После Хиздар ткнулся ей носом в ухо и прошептал:
– Милостью богов мы зачали сына этой ночью.
В ушах у Дейенерис прозвенели слова Мирри Маз Дуур: «Когда солнце встанет на западе и опустится на востоке. Когда высохнут моря и ветер унесет горы, как листья. Когда чрево твое вновь зачнет и ты родишь живое дитя. Тогда он вернется – но прежде не жди». Смысл этих слов был вполне ясен: скорее кхал Дрого восстанет из мертвых, чем она родит живое дитя. Но бывают такие тайны, которыми нельзя поделиться даже с мужем – так что она оставила Хиздару зо Лораку тешить свои надежды.
Ее благородный супруг скоро уснул. Дейенерис осталось только вертеться и ворочаться рядом с ним. Ей хотелось потрясти его, разбудить, потребовать обнять ее, поцеловать, трахнуть снова, но она знала, что если так поступит, скоро он уснет  снова и опять оставит ее одну в темноте. Что сейчас делает Даарио? Тоже не спит? Думает о ней? Любил ли он ее по-настоящему? Возненавидел ли оттого, что она вышла за Хиздара? «Не надо было пускать его к себе в постель». Он был всего лишь наемником, не годящимся в мужья королеве, и все же...
«Я все это знала и все равно поступила так, как поступила».
– Моя королева? – прозвучал в темноте нежный голосок.
Дени вздрогнула.
– Кто здесь?
– Я, Миссандея, – служанка-наатийка подступила ближе к постели. – Недостойная слышала, как вы плачете.
– Плачу? Я не плакала. Отчего мне плакать? У меня есть мир, у меня есть мой король, у меня есть все, чего может желать королева. Тебе приснился кошмар, вот и все.
– Как скажете, ваше величество, – Миссандея поклонилась и собралась уйти.
– Останься, – сказала Дени. – Не хочу быть одна.
– Его величество, – напомнила Миссандея.
– Его величество спит, а я не могу спать. Утром мне придется искупаться в крови – такова цена мира, – она слабо улыбнулась и похлопала по постели. – Ну же, садись, поговори со мной.
– Как пожелает королева, – Миссандея села рядом. – О чем нам говорить?
– О доме, – сказала Дейенерис. – О Наате. О бабочках и братьях. Расскажи мне о вещах, которые тебя радуют, заставляют смеяться, о самом хорошем, что помнишь. Напомни мне, что в этом мире еще есть добро.
Миссандея постаралась, как могла. Она еще говорила, когда Дени наконец провалилась в сон – навстречу странным бесформенным наваждениям, полным дыма и огня.
Утро пришло слишком скоро.

[Avatarra]

беру

[Avatarra]

первая редактура в студии

[Xanvier Xanbie]

Одним мясом за столом не обойтись

Да-да, вот хороший вариант.

бакенбарды

Оу, и правда бакенбарды же. Надо в паре других мест исправить.

Слушаю и повинуюсь

Мне с какого-то времени начало казаться, что это более удачная формулировка. У "как прикажете" какой-то не тот оттенок.

Имхо, как-то не звучит. Опустить «страшного»?

Пожалуй.

Это как? Может, «стал толще»? По-моему, речь как раз об этом – сидя в яме, драконы не забывали питаться, поэтому слой костей на полу все утолщался.

Да, конечно, я затупил и решил в контексте мыслей Дейенерис, что драконы углубляют яму. Толще, конечно.

[Avatarra]

Слушаю и повинуюсь

в принципе, это вполне в стиле сира Барристана. Но мне, честно говоря, напоминает Хоттабыча. Если эта ассоциация имеет место быть только в моем воспаленном воображении, то пусть остается "слушаю и повинуюсь" 

[Avatarra]

выложите, пожалуйста, вариант с теми правками, которые Вы принимаете. Я еще разок все посмотрю, и, возможно, нудно поканючу по поводу некоторых мест )

[Клюква]

Привет. я ваш второй редактор. работу возьму с собой в отпуск, если вы к тому времени закончите. отбываю 24-го. так что вот

доброй нам охоты

[Xanvier Xanbie]

Ой, меня ждут, что ли? Забирайте.

[Avatarra]

1. "Юнкайцы прибыли в город по приглашению короля Хиздара – заключить мир и присутствовать на открытии знаменитых бойцовых ям Миэрина".

с этими бойцовыми ямами была целая история, и я считаю, в данном случае надо как-то выразить, что это не просто открытие, а именно возрождение (у Мартина, если дословно, так и сказано "засвидетельствовать возрождение"). Вариант в примечаниях есть.

2. "Вот он со всеми своими деньгами лежал в крови и грязи и, мать вашу, без руки".

не очень нравится "мать вашу", не Дени же он материт, в конце-концов

3. "Днем к небесам рваными серыми полосами вздымались столбы дыма"

рваные ленты я понимаю, а вот рваные полосы - не очень

4. "он был каким угодно, только не привлекательным"

ну неужто с Квентином было все настолько плохо. Имхо, повторю, может, не надо так усиливать его непривлекательность?

5. "отдавая королеве перевязь с золочеными распутницами"

меня терзают смутные сомненья, а не рукояти ли мечей Даарио были сделаны в виде обнаженных женских фигурок?

[Xanvier Xanbie]

(у Мартина, если дословно, так и сказано "засвидетельствовать возрождение"). Вариант в примечаниях есть.

"Увидеть вновь открытые" - немного не то, поскольку они должны не просто ямы увидеть, а поприсутствовать на открытии. Надо сформулировать как-то получше.

не очень нравится "мать вашу", не Дени же он материт, в конце-концов

Да, поправьте там на что-то более или менее уместное.

рваные ленты я понимаю, а вот рваные полосы - не очень

Что плохого в "рваных полосах"? Можно и ленты, конечно.

ну неужто с Квентином было все настолько плохо. Имхо, повторю, может, не надо так усиливать его непривлекательность?

Верно, он не был красавцем или что-то в этом роде. Поправьте там.

а не рукояти ли мечей Даарио были сделаны в виде обнаженных женских фигурок?

Так и есть, об этом раньше говорилось прямым текстом.

[Dolorous Malc]

"Увидеть вновь открытые" - немного не то, поскольку они должны не просто ямы увидеть, а поприсутствовать на открытии. Надо сформулировать как-то получше.

Заключить мир и лицезреть радостный момент возобновления поединков в знаменитых ямах. Как-то сяк-то.

[Avatarra]

они должны не просто ямы увидеть, а поприсутствовать на открытии. Надо сформулировать как-то получше.

Может, не стоит извращаться и так и сказать "стать свидетелями возрождения знаменитых.."?

а не рукояти ли мечей Даарио были сделаны в виде обнаженных женских фигурок?Так и есть, об этом раньше говорилось прямым текстом.

если сказать "перевязь с золочеными распутницами" - не складывается ли впечатление, что это вышивка или украшение перевязи? Как вариант,  "отдавая королеве перевязь и золоченых распутниц"?

выкладываю версию с предложенными правками + парочка новых

[Avatarra]

пора что ли второго редактора звать?

[Клюква]

меня уже назначили. если у вас все готово, забираю с собой в отпуск

[Avatarra]

раз ув. переводчик сюда не заглядывал уже дней 5, думаю, главу можно забирать