Xanvier Xanbie
Под-Лейтенант
Репутация: +24/-0
Сообщений: 739
|
|
« : 13 Августа 2011, 00:26:11 » |
|
Небо жгло безжалостной лазурью, и не было на нем ни облачка. «Кирпичи скоро накалятся на солнце, – думала Дени. – Внизу, на песке, бойцы почувствуют жар даже сквозь подошвы сандалий». Чхику стащила с плеч Дени шелковый халат, а Ирри помогла королеве спуститься в купальный бассейн. На воде играли лучи утреннего солнца, рассеянные тенью хурмового дерева. – Если уж придется открыть ямы, разве вашему величеству обязательно там присутствовать? – спросила Миссандея за мытьем королевских волос. – Пол-Миэрина придет туда меня увидеть, милая. – Ваше величество, – возразила Миссандея, – недостойная просит позволения сказать, что пол-Миэрина придет туда смотреть, как умирают люди. «Она права, – подумала королева, – но все равно». Скоро Дени была чище некуда; она сделала усилие воли и с всплеском поднялась на ноги. Вода стекала по ногам и замирала каплями на грудях. Солнце ползло по небосводу вверх – скоро уже народ начнет собираться. Она так бы и плескалась весь день в благоуханном бассейне, кушала фрукты во льду с серебряных подносов и грезила о доме с красной дверью, но королева принадлежит своему народу, а не себе самой. Чхику принесла мягкое полотенце, чтобы вытереть Дени досуха. – Кхалиси, какой токар наденете сегодня? – Желтый шелковый. Королеве кроликов не пристало выходить в люди без больших ушей. Желтый шелк легок и прохладен, а в яме будет то еще пекло. «Красный песок будет обжигать ноги смертникам». – И сверху – длинную красную вуаль. Вуаль не даст ветру задуть ей рот песком. «И на красном не будет видно капель крови». Когда Чхику расчесывала волосы Дени и Ирри расписывала королеве ногти, беззаботно щебеча о сегодняших боях, в покои заглянула Миссандея. – Ваше величество. Король ждет, что вы присоединитесь к нему, когда оденетесь. И еще пришел принц Квентин со своими дорнийцами, просит вас на пару слов, если вам угодно. «Немногое мне будет угодно сегодня». – В другой день. Сир Барристан ждал их у основания Великой Пирамиды, рядом с разукрашенными открытыми носилками в окружении Медных Зверей. Дени подумала: «Сир Дедушка». Несмотря на преклонный возраст, в подаренных королевой доспехах он все еще смотрелся высоким и красивым. – Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы вас сегодня охраняли Безупречные, ваше величество, – сказал старый рыцарь, когда Хиздар отошел поздороваться с двоюродным братом. – Половина этих Медных Зверей – не проверенные в бою вольноотпущенники. «А другая – миэринцы, на которых едва ли можно положиться», не досказал он. Селми не доверял никому из миэринцев – даже бритоголовым. – И лучше бы им такими и остаться – чтобы нам не пришлось проверять их в бою. – Мало ли что может скрываться под маской, ваше величество. Вот человек в маске совы: та ли это сова, что охраняла вас вчера и позавчера? Откуда нам знать? – Если Медным Зверям не буду доверять я, как им будут доверять миэринцы? Под этими масками скрываются хорошие, смелые люди. Моя жизнь в их руках, – Дени улыбнулась ему. – Вы напрасно волнуетесь, сир. Когда вы со мной, какая еще защита мне нужна? – Я один, и я стар, ваше величество. – Со мной будет и Силач Бельвас. – Как скажете, – сир Барристан понизил голос. – Ваше величество, мы освободили эту Мерис, как вы повелели. Перед уходом она попросила разрешения поговорить с вами. Вместо этого с ней встретился я. Она утверждает, что Оборванный Принц со своими Гонимыми Ветром с самого начала хотел перейти на вашу сторону. Он прислал эту самую Мерис именно для того, чтобы завести с вами тайные переговоры, но дорнийцы их выдали и предали, прежде чем она успела к вам пробиться. «Подлость на подлости, – устало подумала королева. – Когда же это кончится?» – Вы этому поверили, сир? – Не особенно, ваше величество, но так она сказала. – Так они перейдут к нам в случае нужды? – Говорит, что перейдут. Но не бесплатно. – Заплатите, столько просят, – Миэрину нужно железо, а не золото. – Оборванный Принц хочет не только денег, ваше величество. Мерис говорит, что он требует себе Пентос. – Пентос? – королева сощурилась. – Как я отдам ему Пентос? Это же за полмира от нас. – Мерис предполагает, что он предпочтет подождать. Пока мы не двинемся на Вестерос. «А если мы никогда не двинемся на Вестерос?» – Пентос принадлежит пентошийцам. И в Пентосе живет магистр Иллирио. Это он устроил мою свадьбу с кхалом Дрого и подарил мне драконьи яйца. Это он прислал мне вас, и Бельваса, и Гролео. Я по гроб жизни ему должна, и я не собираюсь отплатить магистру, отдав его город какому-то наемнику. Нет. Сир Барристан наклонил голову. – Ваше величество мудры. – Случалось ли вам видеть столь благоприятный день, любовь моя? – осведомился Хиздар, когда королева приблизилась к нему. Он помог Дени взобраться в носилки с двумя высокими тронами, стоявшими бок о бок. – Для вас, может, и благоприятный – но не для тех, кому придется умереть еще до захода солнца. – Все люди смертны, – сказал Хиздар, – но не все могут умереть со славой, под восторженные крики толпы. Он махнул рукой солдатам у ворот. – Открывайте. Площадь перед пирамидой королевы была вымощена разноцветными кирпичами; над кирпичом дрожал раскаленный воздух. Повсюду толпились люди – некоторые в носилках или портшезах, кто-то верхом на осле, большинство пешком. Из десяти девять двигались на запад – по широкому мощеному проспекту к Яме Дазнака. Завидев выплывающий из пирамиды паланкин, ближайшие прохожие разразились приветственными возгласами, а за ними закричала вся площадь. «Как странно, – подумала королева. – Они приветствуют меня на той самой площади, где я когда-то распяла сто шестьдесят три их Великих Господина». Перед королевской процессией несли большой барабан, разгонявший народ с дороги. В промежутках между ударами бритоголовый глашатай в доспехе из отполированных медных дисков криком повелевал толпе расступиться. БУМ. – Идут! БУМ. – Уступите дорогу! БУМ. – Королеве! БУМ. – Королю! БУМ. За барабаном по четверо в ряд маршировали Медные Звери. У некоторых были тяжелые палицы, у остальных легкие дубинки; на всех были складчатые юбки, кожаные сандалии и лоскутные плащи, сшитые из разноцветных квадратов – в тон разноцветным кирпичам Миэрина. Маски блестели на солнце: вепри и быки, соколы и цапли, львы, тигры, медведи, змеи с раздвоенными языками и ужасные василиски. Силач Бельвас, который на дух не переносил лошадей, шагал в заклепанной коже перед королевской четой; его покрытое шрамами смуглое брюхо покачивалось с каждым шагом. Ирри и Чхику следовали на лошадях за королевой, и с ними Агго и Ракхаро, потом Резак в разукрашенном портшезе с навесом, чтобы солнцем не напекло голову. Сир Барристан Селми в горящей на солнце броне ехал рядом с Дени. С его плеч ниспадал длинный плащ, белый, как выбеленная кость; на левой руке был большой белый щит. Чуть дальше позади ехал дорнийский принц Квентин Мартелл со своими двумя спутниками. Процессия медленно ползла по длинной мощеной улице. БУМ. – Они идут! БУМ. – Наша королева. Наш король. БУМ. – Уступите дорогу! Дени слышала, как позади спорят ее служанки, обсуждая, кто выиграет сегодняшний финальный поединок. Чхику ставила на громадного Гогора, больше похожего на быка, чем на человека, даже с бронзовым кольцом в носу. Ирри настаивала, что цеп Белакво-Костолома сокрушит великана. «Мои служанки – дотракийки, – сказала себе Дени. – В каждом кхаласаре ездит смерть». В тот день, когда она выходила замуж за кхала Дрого, на свадебном пиру сверкали аракхи, и одни мужчины умирали, пока другие пили и сношали женщин. Жизнь и смерть ходили рука об руку среди конных владык, и толика крови считалась на свадьбе благословением. Ее новая свадьба скоро будет утоплена в крови – благословения хоть отбавляй. БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ, забил барабан – скорее, чем прежде, жадно и нетерпеливо. Сир Барристан обнажил меч – процессия вдруг остановилась между бело-розовой пирамидой Палов и зелено-черной пирамидой Накканов. Дени обернулась. – Почему мы остановились? Хиздар приподнялся с трона. – Нам преградили путь. Поперек дороги лежал перевернутый паланкин. Один из его носильщиков, не выдержав жары, рухнул на мостовую. – Помогите этому человеку, – распорядилась Дени. – Уберите его с улицы, пока на него не наступили, и дайте ему еды и воды. Судя по виду, он недели две не ел. Сир Барристан беспокойно поглядывал направо-налево. С террас на них смотрели гискарские лица с холодными недружелюбными глазами. – Ваше величество, не нравится мне эта остановка. Это может быть ловушка. Дети Гарпии... – …Были укрощены, – объявил Хиздар зо Лорак. – Зачем им угрожать моей королеве, когда она избрала меня своим королем и супругом-консортом? Теперь помогите этому человеку, как повелела моя милая королева. Он взял Дени за руку и улыбнулся. Медные Звери повиновались приказу. Дени смотрела, как они трудятся. – Эти носильщики до моего прихода были рабами. Я их освободила, но паланкины от этого не стали легче. – Верно, – согласился Хиздар, – но теперь им платят за переноску тяжестей. До вашего прихода над этим носильщиком стоял надсмотрщик и кнутом спускал с него шкуру. Теперь же ему оказывают помощь. Так и было. Медный Зверь в маске вепря протянул носильщику бурдюк с водой. – Думаю, надо сказать спасибо даже за такую маленькую победу, – решила королева. – Шажок вперед, потом еще шажок, и скоро мы будем бежать. Вместе мы построим новый Миэрин, – дорога впереди, наконец, освободилась. – Двигаемся дальше? Ей оставалось только кивнуть. «Шажок, еще шажок – но куда же я шагаю?». На воротах Ямы Дазнака сплелись в схватке не на жизнь, а на смерть два огромных бронзовых воина. У одного был меч, у другого топор; ваятель изобразил их убивающими друг друга, и их оружие и тела образовывали арку над головой. «Искусство смерти», – подумала Дени. Она не раз и не два видела бойцовые ямы со своей террасы. Меньшие ямы испещрили лицо Миэрина, точно оспины; большие были похожи на мокнущие язвы, красные и влажные. Но с этой не могла сравниться ни одна другая. Король с королевой, сопровождаемые с двух сторон Силачом Бельвасом и сиром Барристаном, прошли под бронзовыми статуями и оказались на краю огромного кирпичного котла, окольцованного рядами скамей – каждая своего цвета. Хиздар зо Лорак повел королеву вниз, мимо черных скамей, фиолетовых, голубых, зеленых, белых, желтых и оранжевых к последнему красному ряду, где багряные кирпичи были того же цвета, что и песок внизу на арене. Вокруг разносчики продавали колбаски из собачатину, жареный лук и нерожденных щенков на палочке, но Дени не было нужды их покупать. Хиздар позаботился о том, чтобы в королевской ложе были графины с охлажденным вином и сладкой водой, фиги, финики, дыни, гранаты, орехи, перцы и большая миска саранчи в меду. Силач Бельвас завопил «Саранча!», тут же присвоил миску себе и начал пригоршнями пихать угощение в рот. – Очень вкусно, – порекомендовал Хиздар. – Вам стоит попробовать, любовь моя. Прежде чем окунуть в мед, саранчу изваляли в пряностях, так что она одновременно сладкая и острая. – Понятно, почему с Бельваса пот льет в три ручья, – сказала Дени. – Пожалуй, мне хватит и фиг с финиками. На той стороне ямы рассаживались Милости в своих разноцветных одеяниях, кучкуясь вокруг аскетичной фигуры Галаззы Галар – она одна из всех носила зеленое. Великие господа Миэрина занимали красные и оранжевые скамьи. Женщины были в вуалях, мужчины расчесали волосы и с помощью лака уложили их в форме рогов, рук и пик. Родня Хиздара из древнего рода Лораков, похоже, предпочитала носить пурпурные, фиолетовые и лиловые токары, их соседи-Палы – токары с розовыми и белыми полосами. Юнкайские послы, все в желтом и каждый со своими рабами и прислужниками, заняли ложу по соседству с королевской. Не столь знатные миэринцы занимали скамьи повыше и подальше от кровавого зрелища. На черных и фиолетовых скамьях – самых верхних и самых дальних от арены – теснились вольноотпущенники и простой люд. Там же были посажены и наемники – капитаны сидели вместе с рядовыми солдатами, как увидела Дени, заметив обветренное лицо Бурого Бена и огненно-красные усы и длинные косы Кровавобородого. Ее царственный супруг поднялся с места и воздел руки. – Великие господа! Сегодня моя королева пришла сюда, чтобы показать, как она любит вас – свой народ. Ее милостью и по ее повелению я дарую вам искусство смерти. Миэрин! Покажи королеве Дейенерис, как ты ее любишь! Десять тысяч глоток заревели благодарности; потом двадцать тысяч, потом все, сколько их было в амфитеатре. Ее не называли по имени – немногие могли его выговорить; вместо этого они кричали «Мать!». На древнем мертвом языке Гиса это звучало как «Миса». Зрители топали ногами, шлепали себя по животам и кричали: «Миса, Миса, Миса», пока вся яма, казалось, не начала сотрясаться в такт крику. Дени тонула в гуле трибун. «Я вам не мать, – могла бы она закричать им в ответ, – я мать ваших рабов, всех мальчишек, что умирали на этой арене, пока вы лакомились саранчой в меду». Резнак, сидевший позади, наклонился и прошептал ей на ухо: – Ваше великолепие, послушайте только, как они вас любят. «Нет, – понимала она, – они любят свое искусство смерти». Когда гул трибун стал стихать, королева позволила себе сесть. Королевская ложа была в тени, но в голове у Дени все-таки еще гудело. – Чхику, – попросила она, – будь любезна, налей сладкой воды. У меня горло пересохло. – Честь пролить сегодня первую кровь выпала Краззу, – сообщил ей Хиздар. – В мире не было лучшего бойца, чем он. – Силач Бельвас был лучше, – заявил Силач Бельвас. Кразз был миэринцем из простонародья – рослый мужчина с гривой жестких рыже-черных волос, сбегавшей с середины головы. В противники ему попался чернокожий копейщик с Летних Островов; выпады копьем какое-то время держали Кразза на расстоянии, но, когда тому удалось поднырнуть со своим коротким мечом под копье, копейщик был зарезан. После Кразз вырезал из груди чернокожего сердце, поднял его – красное и капающее кровью – над головой, и потом откусил от него кусок. – Кразз верит, что сердца храбрых людей сделают его сильнее, – объяснил Хиздар. Чхику одобрительно забормотала. Дени как-то пришлось съесть сердце жеребца, чтобы придать силы ее нерожденному сыну... но это не спасло Рейего от мейеги, убившей его в чреве матери. «Три измены должна ты испытать. Мирри Маз Дуур – первая измена, Джорах – вторая, Бурый Бен Пламм – третья». Покончено ли с изменами? – Ага! – довольно сказал Хиздар. – Вот и Пятнистый Кот. Поглядите, моя королева, как он двигается. Сущая поэма на ногах. Противник, которого Хиздар подобрал «ходячей поэме», оказался ростом с Гогора и толщиной с Бельваса, но медлителен. Они рубились в шести футах от ложи Дени, когда Пятнистый Кот подсек сопернику ноги. Великан повалился на колени; Кот поставил ему ногу на спину, ухватил за голову и перерезал глотку от уха до уха. Красный песок впитал кровь, ветер унес предсмертные слова. Толпа взорвалась одобрительными криками. – Плохо дрался, красиво умер, – сказал Силач Бельвас. – Силач Бельвас не любит, когда они кричат. Он уже прикончил всю саранчу в меду. Бельвас рыгнул и отпил большой глоток вина. Бледные квартийцы, чернокожие с Летних Островов, меднокожие дотракийцы, тирошийцы с синими бородами, ягнячьи люди, выходцы из Джогос Нхая, угрюмые браавосийцы, пятнистые полулюди из джунглей Сотороса – они пришли со всех концов света, чтобы умереть в Яме Дазнака. – Вот многообещающий боец, моя дорогая, – сказал Хиздар о лиссенийском юноше с длинными белокурыми волосами, развевающимися по ветру... но противник юноши ухватил его за эти волосы, заставил потерять равновесие и выпустил ему кишки. Мертым юный гладиатор выглядел еще младше, чем с мечом в руках. – Мальчик, – сказала Дени. – Это был всего лишь мальчик. – Шестнадцати лет от роду, – возразил Хиздар. – Взрослый мужчина, вольный рискнуть своей жизнью ради золота и славы. Ни один ребенок не умрет сегодня в Яме Дазнака, как решила в своей мудрости моя великодушная королева. «Еще одна маленькая победа. Может, я и не могу сделать мой народ хорошим, – сказала она себе, – но я, по крайней мере, могу попытаться сделать его чуточку менее дурным». Дейенерис запретила бы и бои с участием женщин, но Барсена Черноволосая заявила, что у нее столько же прав рисковать своей жизнью, сколько и у любого мужчины. Кроме того, королева хотела запретить потешные бои, в которых калеки, карлики и старухи сходились с мясницкими ножами, факелами и молотами – чем бойцы неопытнее, тем потешный бой веселее. Однако Хиздар сказал, что народ будет любить королеву больше, если она будет смеяться вместе с ним, и добавил, что без подобных потех калекам, карликам и старухам придется голодать. Так что Дени отступилась. Старинный обычай предписывал отправлять на арену преступников; его королева согласилась восстановить, но ограничила определенными преступлениями. – Убийц и насильников можно принуждать к боям, равно как и пойманных на незаконной работорговле, но воров или должников так наказывать нельзя. Звери все-таки были допущены на арену. На глазах Дени слон без труда разделался с шестеркой красных волков. Затем в кровавой схватке сошлись бык и медведь; они порвали друг друга так сильно, что остались умирать. – Мясо не пропадает, – подчеркнул Хиздар. – Мясники готовят из туш питательную похлебку для бедняков. Любой, кто явится к Вратам Судьбы, может получить миску. – Хороший закон, – сказала Дени. «Немного их у вас». – Надо позаботиться о том, чтобы эта традиция не прерывалась. После зверей выступали ряженые: шестеро пеших против шестерых конных. Первые были вооружены щитами и полуторными мечами, вторые – дотракийскими аракхами. Ряженые рыцари были в кольчугах, ряженые дотракийцы – вовсе без брони. Первое время, казалось, преимущество было на стороне всадников – они стоптали двух противников и отрубили ухо третьему; но потом выжившие «рыцари» начали рубить коней, и всадников одного за другим стащили с лошадей и убили – к величайшему недовольству Чхику. – Это был не настоящий кхаласар, – объявила она. – Вот эти трупы, я надеюсь, не пойдут в вашу питательную похлебку, – сказала Дени, глядя, как с арены утаскивают убитых. – Лошади – пойдут, – ответил Хиздар. – Люди – нет. – От конины и лука становишься сильнее, – вставил Бельвас. После этого был первый шутовской бой за день – поединок между двумя ряжеными в рыцарей карликами, которых Хиздару подарил один из приглашенных на игры юнкайских лордов. Один карлик был верхом на собаке, другой на свинье. Деревянные доспехи уродцев были свежепокрашены – у одного на гербе был олень узурпатора Роберта Баратеона, у другого – золотой лев дома Ланнистеров. Очевидно, это сделали ради королевы. Проделки карликов скоро заставили Бельваса хрюкать от смеха, хотя Дени улыбалась слабо и натянуто. Когда карлик в красных доспехах вывалился из седла и начал гоняться за свиньей по песку арены, а карлик на собаке поскакал за ним вслед и стал лупить противника деревянным мечом по ягодицам, королева сказала: – Да, это мило и глупо, но... – Терпение, дорогая, – сказал Хиздар. – Сейчас выпустят львов. Дейенерис недоуменно поглядела на него. – Львов? – Троих. Вот будет неожиданность для карликов! Дени нахмурилась. – У карликов деревянные мечи. Деревянные доспехи. Как, по-вашему, они будут драться со львами? – Так себе, – ответил Хиздар, – может, они нас чем-нибудь удивят. Хотя, скорее, они будут вопить, бегать по арене и пытаться вскарабкаться на стены ямы. Вот в чем суть потехи. Дени это не понравилась. – Я это воспрещаю. – Великодушная королева, вы же не хотите разочаровать ваш народ? – Вы обещали мне, что бойцы в яме будут взрослыми людьми, добровольно принявшими решение рискнуть жизнью ради золота и славы. Эти карлики не давали своего согласия на сражение с деревянными мечами против львов. Прекратите это. Немедленно. Король сжал губы, и на какое-то мгновение в его безмятежных глазах Дени померещилась вспышка гнева. – Слушаю и повинуюсь, – Хиздар подозвал к себе распорядителя боев. – Никаких львов, – сказал он, когда тот с кнутом в руках подбежал к королевской чете. – Ни одного, ваше великолепие? В чем же тогда будет потеха? – Моя королева так сказала. Я запрещаю причинять вред карликам. – Публике это не понравится. – Тогда выпускайте Барсену. Уж она-то им угодит. – Вашей милости лучше знать, – распорядитель щелкнул кнутом и выкрикнул приказ. Карликов выгнали с арены вместе с их свиньей, собакой и всем прочим; зрители негодующе кричали и закидывали уродцев камнями и гнилыми плодами. Однако трибуны взревели снова, когда на пески выпорхнула Барсена Черноволосая – обнаженная, если не считать набедренной повязки и сандалий. Это была рослая, смуглая женщина лет тридцати, двигавшаяся со звериной грацией, точно пантера. – Барсену обожают, – сказал Хиздар, когда бурная овация затопила яму. – Мне не приходилось видеть более мужественной женщины. Силач Бельвас пробурчал: – Драться с бабами – не мужественно. Драться с Силачом Бельвасом было бы мужественно. – Сегодня она сражается с вепрем, – сказал Хиздар. «Да, – подумала Дени, – потому что ты не смог найти женщину ей в противницы, сколько бы ни тряс мошной». – И, похоже, не с деревянным мечом. Вепрь оказался громадным, с клыками длиной в человеческое предплечье и крошечными глазками, пылавшими яростью. Дени задумалась, не так ли выглядел тот самый вепрь, что убил Роберта Баратеона. «Ужасное создание, ужасная смерть». На какое-то мгновение ей стало почти жалко Узурпатора. – Барсена очень проворна, – заметил Резнак. – Она будет плясать вокруг вепря, ваше великолепие, и наносить порез каждый раз, когда он проносится мимо. Вот увидите: перед тем, как упасть, он будет весь в крови. Началось все, как он и сказал: вепрь кинулся на Барсену, та отпрянула в сторону, ее клинок блеснул на солнце серебром. – Ей надо было взять копье, – сказал сир Барристан, когда Барсена отскочила от второго наскока. – Так с вепрями не сражаются. Он говорил совсем как чей-то ворчливый дедушка – как его и называл Даарио. Клинок Барсены окрасился красным, но после этого вепрь остановился. «Он умнее быка, – поняла Дени. – Он не бросится на нее снова». Барсена это тоже поняла. Она приблизилась к вепрю, покрикивая и перекидывая нож из руки в руку. Когда вепрь попятился назад, она ругнулась и полоснула зверя по рылу, намереваясь его разъярить... и это у нее получилось. На этот раз Барсена на какое-то мгновение опоздала с прыжком, и кабаний клык распорол ей левую ногу от колена до промежности. Из тридцати тысяч глоток вырвался единый стон. Зажав рваную рану рукой, Барсена уронила нож и попыталась, хромая, уйти в сторону, но не успела она отойти и на два фута, как вепрь снова на нее кинулся. Дени отвернулась. – Вот это было достаточно мужественно? – спросила она Силача Бельваса, когда на арене раздался истошный крик. – Драться со свиньями мужественно, немужественно так громко кричать. У Силача Бельваса болят уши, – евнух потер огромное пузо, вдоль и поперек расчерченное старыми белыми шрамами. – И живот у Силача Бельваса тоже болит. Вепрь зарылся рылом в утробу Барсены и начал вытягивать ее кишки наружу. Пахло так, что королева уже не могла этого перенести. Жара, мухи, крики толпы... «Мне нечем дышать». Она подняла вуаль и пустила ее по ветру; затем стала стаскивать токар. Жемчужинки тихо дребезжали друг о друга, когда королева сматывала с себя шелк. – Кхалиси? – спросила Ирри. – Что вы делаете? – Снимаю большие уши. На арену вышла дюжина служителей с кабаньими копьями – отогнать вепря от тела и увести его назад в загон. С ними был и распорядитель боев с длинным шипастым кнутом в руках. Когда распорядитель щелкнул им на зверя, королева поднялась со скамьи. – Сир Барристан, отведете меня назад в мой сад? Хиздар был сбит с толку. – Но ведь будут еще бои. Потешный – с шестью старухами, – и еще три поединка. Белакво и Гогор! – Белакво победит, – заявила Ирри. – Это все знают. – Не это все знают, – возразила Чхику. – Белакво умрет. – Умрет либо один, либо другой, – сказала Дени. – А тот, кто выживет, умрет в другой день. Это все какая-то ошибка. – Силач Бельвас съел слишком много саранчи, – по широкому смуглому лицу Бельваса было видно, что его мутит. – Силачу Бельвасу надо молока. Хиздар не обратил внимания на евнуха. – Ваше великолепие, народ Миэрина собрался здесь ради того, чтобы воздать почести нашему браку. Слышали, как они вам рады? Не отвергайте их любовь. – Это моим большим ушам они радовались, а не мне. Дорогой супруг, прошу увести меня с этой бойни, – она слышала, как внизу хрюкает вепрь, орут на него копьеносцы и щелкает кнут распорядителя. – Милая госпожа, не надо. Останьтесь еще ненадолго – на один потешный бой и один поединок. Закройте глаза – никто не увидит, все будут смотреть на Белакво и Гогора. У них не будет времени на... По его лицу пронеслась тень. Шум и крики затихли; десять тысяч голосов оборвались молчанием, и все взгляды в яме обратились к небесам. Дени почувствовала на щеках теплый ветер и услышала одновременно, как колотится в груди ее сердце и хлопают над головой крылья. Двое копьеносцев ринулись в укрытие; распорядитель застыл на месте с кнутом в руках. Вепрь с сопением вернулся к телу Барсены. Силач Бельвас застонал, поднялся с сиденья и повалился на колени. Вверху над ними разворачивался дракон – черный на фоне солнца. Его чешуя и вправду была черна, глаза, рога и спинные пластины красны, как кровь. Раньше Дрогон был просто самым крупным из драконов Дени – на воле он вырос еще больше. Теперь его крылья простирались на двадцать футов от кончика до кончика. Дрогон взмахнул ими еще раз, сметая песок с арены, и звук при этом был точно удар грома. Вепрь поднял голову, хрюкнул... и превратился в живой факел – из черного пламени с красным. Дени ощутила жар даже с добрых тридцати футов, разделявших ее и дракона. Свинья закричала жалобно перед смертью, почти как человек. Дрогон приземлился на тушу и вонзил когти в дымящееся мясо. Приступив к трапезе, он не делал различия между Барсеной и вепрем. – Боги, – застонал Резнак, – он же ее ест! Сенешаль прикрыл рот рукой. Силача Бельваса шумно рвало. На длинном и бледном лице Хиздара зо Лорака появилось странное выражение – не то страх, не то страсть, не то восторг. Он облизнул губы. На глазах Дени Палы устремились вверх по лестницам, подбирая токары и перескакивая через скамьи, только бы оказаться подальше. За ними последовали и другие зрители – некоторые бежали, расталкивая друг друга. Большинство осталось на своих местах. Один из мужчин на арене вообразил себя героем. Это был один их тех копейщиков, которых послали прогнать вепря обратно в загон. Возможно, он был пьян или тронулся рассудком; возможно, был безответно влюблен в Барсену Черноволосую, или же до него дошли слухи о девочке по имени Хаззея. Возможно, он просто хотел, чтобы его подвиг воспели барды. Так или иначе, копейщик устремился вперед с кабаньим копьем в руках; красный песок летел у него из-под ног, с трибун неслись крики. Дрогон поднял голову со стекающей с клыков кровью. Герой заскочил зверю на спину и всадил железный наконечник копья в основание длинной чешуйчатой шеи дракона. Дени и Дрогон вскричали в один голос. Герой налег на копье всем своим весом, углубляя рану. Дрогон выгнулся вверх, шипя от боли и молотя хвостом из стороны в сторону. На глазах королевы он вытянул длинную змеиную шею и развернул черные крылья. Драконоборец потерял равновесие и рухнул на песок; он еще пытался подняться, когда зубы дракона мервой хваткой сомкнулись на предплечье героя. – Нет! – вот и все, что успел выкрикнуть копьеносец. Дрогон вырвал ему руку из плеча и отшвырнул в сторону, как собака может отшвырнуть грызуна в загоне с крысами. – Убейте его! – закричал Хиздар зо Лорак остальным копейщикам. – Убейте зверя! Сир Барристан крепко держал королеву. – Отвернитесь, ваше величество. – Отпустите меня! – Дени вырвалась из его хватки. Мир точно замер, когда она перескочила через парапет. Приземлившись на арене, Дени потеряла сандалию и на бегу чувствовала под пальцами ноги песок арены – горячий и колючий. Сир Барристан кричал ей что-то вдогонку; Силача Бельваса все еще рвало. Королева бежала быстрее. Бежали и копьеносцы – кто-то к дракону с копьем в руках, кто-то бросился наутек, швыряя оружие наземь. Герой корчился на песке, яркая кровь хлестала из рваной культи у плеча. Его копье так и осталось у Дрогона в спине, раскачиваясь, когда дракон бил крыльями по воздуху. Из раны поднимался дым. Когда другие копьеносцы приблизились к зверю, он дохнул на них огнем, и двоих охватило черное пламя. Драконий хвост бился из стороны в сторону – он зацепил пытающегося подкрасться сзади распорядителя боев и ударом разорвал того надвое. Еще один нападающий колол дракона копьем в глаза, пока Дрогон не поймал врага челюстями и не выпустил ему кишки. Миэринцы вокруг кричали, бранились, выли. Дени слышала, как кто-то тяжело бежит у нее по пятам. – Дрогон, – закричала она, – Дрогон! Он повернул голову – между зубами поднимался дым. Драконья кровь, капающая на песок, тоже курилась дымом. Дрогон снова ударил крыльями по воздуху, подняв багряный песок в воздух. Дени, кашляя и спотыкаясь, вступила в горячее красное облако. Дракон щелкнул зубами. – Нет, – вот и все, что она успела сказать. «Нет, не ешь меня – разве ты меня не узнаешь?». Черные зубы сомкнулись в считанных дюймах от ее лица. «Он собирался оторвать мне голову». Песок попал в глаза королеве; она споткнулась о труп распорядителя и упала набок. Дрогон зарычал, и этот рык пронесся по яме. Дени охватил жаркий ветер, точно из печи. Длинная чешуйчатая шея дракона вытянулась в ее сторону; когда он распахнул пасть, королева увидела между зубами застрявшие обломки костей и шматы горелого мяса. Драконьи глаза горели огнем. «Я смотрю в адское пекло, но отвернуться нельзя, – в этом она была уверена, как ни в чем другом. – Если я побегу, он меня зажарит и съест». В Вестеросе септоны проповедовали, что есть семь адов и семь небес, но Семь Королевтств и тамошние боги были за тридевять земель. Дени думала: если она умрет здесь, прискачет ли с травянистых равнин конный бог дотракийцев и заберет ли ее в свой звездный кхаласар, чтобы она скакала по небосводу вместе со своим солнцем и звездами? Или же гневные боги Гиса пошлют за ней гарпий, чтобы те утащили ее душу на вечные муки? Дрогон зарычал ей в лицо, его дыхание было так горячо, что от него кожа могла пойти пузырями. Дени слышала, как за плечом справа кричит Барристан Селми: – Меня! Съешь меня! Сюда! Я тут! В тлеющих красных плошках – глазах Дрогона – Дени видела свое отражение. Какой маленькой она себе показалась, какой слабой, хрупкой, напуганной. «Нет, он не должен увидеть мой страх». Она поползла по песку, оперлась на труп распорядителя, и пальцы Дени сомкнулись на рукояти кнута. Это прикосновение прибавило ей храбрости: кожа на рукояти была теплой и живой. Дрогон взревел снова – так громко, что королева едва не выронила кнут. Затем дракон попытался ухватить ее пастью. Дени ударила его кнутом. – Нет! – закричала она, вложив в удар все силы, что у нее оставались. Дракон отдернул голову. – Нет! – закричала она снова. – НЕТ! Шипы царапнули дракону морду. Дрогон вздыбился, тень от его крыльев накрыла королеву. Дени ударила его кнутом по чешуйчатому брюху – раз и другой, пока у нее не заболела рука. Длинная змеиная шея дракона выгнулась, точно согнутый лук. Зашипев, дракон дохнул на Дени черным пламенем. Дени пригнулась, уклонившись от огня, взмахнула кнутом и закричала: – Нет, нет, нет. ЛОЖИСЬ! Ответный рык дракона был полон страха, ярости – и боли. Его крылья ударили по воздуху раз, другой... ...и сложились. Дракон зашипел последний раз и улегся на брюхо. Черная кровь текла из оставленной копьем раны и, падая на прокаленный песок, курилась дымом. «Он – огонь во плоти, – подумала королева, – и я тоже». Дейенерис Таргариен поднялась на спину дракона, ухватила копье и вырвала его наружу. Наконечник наполовину оплавился, железо было раскалено докрасна и светилось. Королева отбросила его в сторону. Дрогон извивался под ней, его мышцы сокращались – дракон собирал силы. В воздухе повисло облако песка; Дени не могла ни видеть, ни дышать, ни думать. Черные крылья загрохотали громом, и вдруг багряные пески остались далеко внизу. У Дени закружилась голова, и она зажмурила глаза. Открыв их снова, она сквозь пелену слез и пыли увидела внизу миэринцев, прущих по лестницам вверх и наружу, на улицу. Кнут все еще был у нее Дени а по шее и закричала: – Выше! Другой рукой она вцепилась в чешую, стиснув опору пальцами. Черные крылья Дрогона били по воздуху; Дени чувствовала жар драконьего тела под бедрами. Ее сердце колотилось, точно желало выпрыгнуть из груди. «Да, – думала она, – да, сейчас, сейчас, давай, давай, неси меня, неси, ЛЕТИ!»
|