Vendel
Сотник
Репутация: +37/-1
Russian Federation
Сообщений: 326
Вендель Седай
|
|
« Ответ #1 : 27 Января 2021, 18:15:07 » |
|
Воин-поэт Писательница Сэйн, совместно с @_sa1avat__
Часть первая. Глава первая. Детство.
Воин-поэт • Воин, доблестный рыцарь, борец, Ценящий понятие "честь". Да, не идеален уж этот малец, Примите такого, как есть. ~ Хоть сердце его и ярко пылает, Однако он добр ко всем. Полно злых людей в мире бывает, Добрых не осталось совсем... ~ От дурных поступков его оберегал Один поэт, что в нём проживал. Поэт романтичен, ласков, тактичен. Глубокомыслен часто бывал, А в связке с воином он так гармоничен. Любого они сразят наповал. ~ Молод, хоть не мудр, но и не глуп. Многого малый не знает, Невероятный уж он жизнелюб. Ведь часто о разном мечтает. ~ Внутри воина живет поэт. Внутри поэта живет воин. Интересный уж вышел дуэт, И каждый другого достоин. ~ Вместе два этих неброских персонажа Образуют парня, что простоват, Но захватит сердце читателя абордажем. А имя его: "Салават" • @_sa1avat__
Моя мать умерла, когда мне было девять. Отец - всего год назад, когда мне было четырнадцать. После его смерти меня хотели тут же забрать в войска Белого Короля, но я спрятался, потому что считал войну бессмысленной. Она и была бессмысленной, я совершенно уверен, и сейчас мои подозрения только подтверждаются. Но командир, ответственный за набор рекрутов, был совершенно другого мнения. Он публично объявил меня предателем и шпионом, а моих покойных отца и мать проклял. Как и меня. Я узнал об этом спустя месяц, когда увидел свой портрет, больше похожий на рисунок, на стене какого-то городка. На нем было написано красным «Разыскивается». Только тогда я понял, насколько плохи мои дела, и поспешил убежать оттуда. Меня тогда чуть не поймали, но… боюсь, я забегаю вперёд. Итак, я родился в городишке под названием Мойро в королевстве Белого Короля. Моя мать работала там же, помогая воинам. Она готовила им еду и шила одежду. В общем, делала все, что мужчины сами для себе сделать не могут. Отец был десятником войска Короля, но его я почти не помню. Война между Чёрным и Белым королем началась за два года до моего рождения. Я точно не знаю, почему, ведь мать этих историй мне никогда не рассказывала. Хотя, бывало, в редкие часы ее домашнего отдыха, она, присев у окна, брала меня к себе на колени и начинала свой рассказ о том, насколько красивым городом был Мойро до войны. «Тебе бы там понравилось», - говорила она семилетнему мне, поглаживая усталой рукой мои спутанные волосы. И все рассказывала, рассказывала… но про войну - ни слова. Иногда она говорила об отце. «Он был прекрасным человеком. Но запомни, Салават, война меняет людей», - и она была совершенно права. Как она была права… Отец приходил домой раз в год, когда позволял его служебный отпуск - в День Белого, то есть в день рождения Белого Короля, когда все праздновали что-то вроде начала нового года. И это были самые худшие дни в моей жизни. Отец приходил, принося с собой запахи крови и пота. Ими сразу же наполнялся весь дом, так что дышать становилось невозможно. Он клал на стол деньги - золотые и серебряные монеты - и начинал распоряжаться. Распоряжаться мамой, чтобы начинала готовить и украшать дом военными трофеями (окровавленными мечами и ножами), и мной, чтобы сходил и купил чего-нибудь покрепче. Потом садился и пил. Долго пил. С тех пор я ненавижу запах бренди. Потом начинал буянить и бить маму. Меня она прятала в чулан, где я сидел и дрожал, потому что боялся. Боялся за маму, ведь могло случиться, что он, бросая в нее бутылку, оставлял на ее хрупком теле раны поглубже, чем доставались ему на войне. И запрещал ходить к врачу, угрожая убийством. Так продолжалось трое суток подряд, и я почти не вылезал из чулана. Мне так хотелось встать, взять бутылку, и… я не знал, что «и», но что-то точно. Хоть что-нибудь. Но мама взяла с меня обещание не подвергать себя опасности. И я не подвергал. Потом отец уходил, а раны у мамы заживали, правда, очень долго. Сначала она не хотела показывать их мне, потому что я был слишком маленьким. Но я все понимал уже в пять лет. Именно тогда я научился бинтовать и лечить. Но в однажды мне это не помогло. И маме не помогло. Одна из ран загноилась. Как же ужасно она выглядела!.. Я умолял ее пойти к врачу, и плевать было на отца, но она отказалась. И однажды просто уснула и не проснулась. Умерла от потери крови или от какой-то инфекции. В следующий раз, когда отец приехал домой, я разбил бутылку и пошёл к нему с осколком. До сих пор помню острое чувство ненависти, которое питает и окрыляет. Которое делает сильнее, но потом убивает. Хотя я был маленьким мальчиком, мне казалось, что я уже взрослый. Гораздо больше отца. Помню это чувство, когда он, растерянно оглядывая опустевший без матери и заброшенный дом, начал осознавать, что натворил, а я едва не вонзил острый осколок ему в ногу. Но что-то… удержало меня. Это было что-то… светлое. И я говорю сейчас не о Белом Короле, которого все считали святым. Нет. Я не знал, что это такое, и до сих пор не знаю. Наверное, это была мама. Я знал, что она никогда не хотела, чтобы я стал похож на отца. Не хотела, чтобы я убил. Отомстил. Может, она и была этим светом. Поэтому в последний момент я остановился и подумал: «Нет. Не могу». Потом развернулся и убежал. Он, стоявший столбом посреди сумеречной комнаты, меня даже не заметил. Я спрятался в чулан, в темноту, как бывало раньше. Мне было гадко. Я только сейчас, казалось, осознал, что хотел сделать. Было чувство, будто я весь грязный. Это и было грязно. Тогда я поклялся себе, что никогда не стану ненавидеть. Поклялся себе памятью мамы. Поклялся, что никогда не стану убийцей. Потом я зачем-то убежал из дома. Наверное, боялся, что не смогу сдержаться, если увижу лицо отца еще раз. Пожитков у меня никаких не было, только маленькая деревянная птичка-кулон, подаренная мне мамой. Я ношу ее до сих пор. Эту маленькую птичку. Потому что помню. И ничего другого тут нет и быть не может. Каким-то волшебным образом мне удалось не пропасть в том проклятом городе. Это случилось через несколько дней после того, как я ушел из дома. И эти несколько дней были одной из самых памятных, потому что именно в это время я начал понимать суровость реальности. Раньше у меня была мама и остатки денег отца, на которые, собственно, мы с мамой и жили. Но на улицу я попал совершенно один, в тонкой рубашке, потому что плащ забыл дома, и коротких штанишках, которые мама не успела заштопать, поэтому они были дырявыми на коленях. Словом, вид у меня тогда был совершенно жалкий - просто представьте маленького мальчика в рваной одежде, добавьте к этому черные, торчащие во все стороны, засаленные волосы, большие темные круги под глазами и худенькое лицо в грязи, и вы получите мой примерный портрет. И ещё. Хотя я был довольно высоким для своих лет, но все равно терялся в толпе взрослых - кричащих, пьющих, сидящих, стоящих, гуляющих, да делающих все, что угодно, - людей. Они тогда казались мне чем-то невероятным, как и для всех детей. Тогда я думал про них именно «взрослые» и мечтал о том, что «когда стану взрослым»… В общем, я был обычным мальчиком с трудной судьбой, который потерялся на улице, а людям, жившим в «бедном» районе королевства Белого Короля тогда и своих проблем хватало, так что на меня никто не обращал внимания. Весь первый день я шатался по городу. Раньше мама не отпускала меня далеко, только посылал что-нибудь купить в лавках - мясной, тканевой и овощной, поэтому район я свой знал плохо. Сначала я просто шёл куда глаза глядят, пребывая в своих мыслях о клятве, матери и отце - просто шёл, пока чуть не попал под повозку какого-то торговца. Она тогда показалась мне ужасно большой, ведь я никогда таких не видел. Я во все глаза смотрел на это невиданное «чудо», пока не получил кнутом по ногам. Сейчас, возможно, это может прозвучать смешно, но мне тогда было не до веселья. С тех пор я боюсь садиться в повозки торговцев, потому что каждый раз вспоминаю мои «скитания». Так вот, после этой обидной сцены, на которую, впрочем, никто не обратил внимания, я пошёл в другом направлении, злой и разбитый. Но под ноги и вокруг смотреть все-таки стал. В Мойро тогда было не протолкнуться. В канун Дня Белого городок буквально трещал по швам от скопления воинов. Поэтому-то никто и не замечал маленького мальчишки, то и дело мелькающего среди «взрослых». А мне нужна была тишина. Вот я и забрел в самое тихое, но самое опасное местечко города - Притон. Так это вроде тогда называлось. Но, естественно, в свои восемь я не знал этого слова и даже удивился, почему это тут так тихо и так мало людей. Только один бродяга сидел и глазел на меня, пока я не ушёл от греха подальше. Как сейчас помню эту картину - жуткое место - небольшой переулок, гораздо уже всех улиц в Мойро - всего каких-то два метра между низенькими домами с выбитыми стёклами. Вместо окон - черные дыры, которые, казалось, косились на меня. Ну, и тот самый тип, который все на меня пялился. Остальные «притонисты» появились позже, когда я прошел вглубь этого района. Их было много - неожиданно много. Но запомнил я только одного - длинного, худого, с лицом, которое будто однажды прищемили дверью, и огромным носом, на который я все время смотрел, отвлекаясь от жестоких глаз. Уже не помню, откуда появились остальные, но тот спрыгнул с крыши. Помню, меня ещё поразило, как это так - спрыгнул, а ногу себе не сломал. Впрочем, это было не единственное впечатление от этого человека. У него был ужасный, мерзкий голос, которым он просипел: — Ты откуда, мальчик? Остальные неприятно загоготали, и из толпы донесся не менее мерзкий голос: «Хочешь к нам, малыш?». Но, естественно, я, как человек, которого мама учила быть вежливым, ответил именно прохвосту с ужасным голосом: — Я не отсюда. Я случайно здесь. Из дома сбежал. — И зачем сбежал? — хитро спросил Жуткий Голос, как я его назову вам именно так - для удобства. — Ненавижу папу, — серьезно ответил я. Хотя, чувство самосохранения все-таки взяло верх над вежливостью и любопытством, поэтому я попятился, увеличивая дистанцию между мной и Жутким Голосом. — А у него хорошая одежда. И сам он ничего, — просипел он. В толпе снова загоготали. Мне стало не по себе. Особенно от последней фразы. Хотя я был маленьким и совершенно ничего не знающим о мире, глупым я все же не был. И смекнул, что люди эти странные. И не только странные - страшные. Не знаю, что испугало меня сильнее всего, и настолько сильно, что я взял и побежал. Как я бежал!.. Но все равно ещё долго слышал жестокое гоготание толпы.
|