Глава 14. Что скрывает вуаль |
Автор Administrator | |
15.11.2006 г. | |
“Победа при Кидроне” покачивалась на высоких волнах. Позолоченные лампы в кормовой каюте раскачивались на жёстких подвесках в ритм колебаниям корабля, но Туон старалась сидеть неподвижно, пока бритва в уверенной руке Селусии скользила по ее голове. Через высокие узкие окна она могла видеть другие большие корабли, сотни которых, ряд за рядом, до самого горизонта, продирались в белых брызгах через серо-зелёные волны. В четыре раза больше было отправлено в Танчико. Райагел – Те, Кто Возвращаются Домой. Коринне, Возвращение, началось. Парящий альбатрос, казалось, следовал за “Кидроном” – верное предзнаменование победы, хотя длинные крылья птицы были чёрными вместо белых. Но это должно было значить то же самое. Предзнаменования не зависят от места своего проявления. Сова, кричащая на рассвете, предрекает смерть, а дождь с безоблачного неба предвещает неожиданного визитёра – и в Инфарал и в Норен М’Шар. Утренний ритуал бритья успокаивал, и она в этом очень нуждалась. Вчера вечером она дала волю своему гневу, а никакая команда не должна быть отдана в гневе. Она чувствовала себя почти сей’мосив, потерявшей честь. Её душевное равновесие было поколеблено, и это предзнаменование для Возвращения было столь же плохим, как потеря сей’тайр, – с альбатросом или без альбатроса. Селусия стерла остатки пены теплой влажной тканью, затем приложила сухую, и, наконец, слегка припудрила кистью гладкую поверхность головы Туон. Когда костюмер отстранилась, Туон поднялась и позволила своему искусно расшитому голубому шелковому халату соскользнуть на сине-золотой узор ковра. Прохладный воздух немедленно коснулся ее обнажённой смуглой кожи. Четыре из десяти ее прислужниц, стоящих на коленях вдоль стен, изящно поднялись, стройные и миловидные в своих прозрачных белых одеждах. Все были куплены из-за их внешности, так же как и из-за мастерства, и, надо признать, они оказались очень умелыми. За время долгого плавания от Шончан они приспособились к движениям корабля и сейчас засуетились, выбирая предметы одежды, разложенные на резном сундуке, и поднося их Селусии. Та никогда не позволяла да’ковале самим одевать её, – разве что надеть чулки или туфли. Пока Селусия расправляла складки платья цвета пожелтевшей от времени слоновой кости вокруг шеи Туон, более молодая женщина не смогла удержаться от сравнения отражения их двоих в высоком зеркале, закреплённом на стене каюты. Золотоволосая Селусия была красива величественной красотой, которую подчёркивали кремовая кожа и холодные голубые глаза. Любой мог бы принять её за одну из Высокородных, причём высокого ранга, – естественно выше, чем со’джин, – если бы левая сторона её головы не была обрита. Впрочем, эта мысль потрясла бы женщину, вырази Туон её вслух. Сама идея относительно любого продвижения выше места, определённого ей, страшила Селусию. Туон знала, что сама она никогда не будет выглядеть столь властно. Её водянисто-коричневые глаза были слишком большими, а лицо формы сердца выглядело детским, как только она забывала о необходимости удерживать строгую маску. Макушкой она едва доставала до глаз Селусии, хотя её костюмер и не была высокой женщиной. Туон могли сопровождать лучшие, она превосходила других в боевых искусствах и использовании оружия, но, чтобы произвести впечатление, ей всегда приходилось поработать головой. Она тренировала свой ум столь же тщательно, как и любой другой полезный инструмент. По крайней мере, широкий золототканый пояс подчеркивал её талию достаточно, чтобы она не была принята за мальчика в платье. Возможно, это не имело никакого отношения к командованию, но было бы хорошо обладать немного большей грудью. Вот когда проходила Селусия, мужчины смотрели ей вслед и перешёптывались относительно её полных грудей. Да’ковале поспешили вновь встать на колени вдоль стен.– Да пребудет со мной Свет, – пробормотала Селусия удивленно. – Вы делаете это каждое утро с того самого дня, как ваша голова была обрита. Неужели вы думаете, что по прошествии трёх лет я оставлю часть волос? Туон поняла, что тёрла рукой выбритую голову. Ища волосы, с сожалением осознала она. – Если бы ты это сделала, – произнесла она с напускной серьёзностью, – я бы приказала выпороть тебя. В качестве расплаты за всё те разы, когда ты применяла прут на мне. Одевая рубиновое ожерелье на шею Туон, Селусия рассмеялась: – Если вы расплатитесь со мной за всё, я больше никогда не смогу сесть. Туон улыбнулась. Мать Селусии преподнесла ее Туон в качестве подарка новорожденной. Чтобы та была её няней и, что более важно, её тенью, телохранителем, про которого никто бы не знал. Первые двадцать пять лет жизни Селусию обучали первой работе – и тайно учили второй. На шестнадцатый день рождения Туон, день, когда её голова была впервые обрита, она преподнесла Селусии традиционные подарки от своего Дома: небольшую сумму за заботу, которую та продемонстрировала, прощение за проступки и по кошелю с сотней золотых тронов за каждый раз, когда та была наказана. Высокородные, присутствующие на церемонии, были поражены всеми этими мешками монет, которых было больше, чем многие из них могли выложить сами. Она была, мягко говоря, непослушным ребенком, к тому же очень упрямым. И последний традиционный подарок: предложение Селусии самой выбрать, куда она была бы назначена затем. Туон не была уверена кто – она или наблюдающая толпа – была более поражена, когда гордая женщина повернулась спиной к силе и власти и попросилась вместо этого быть её главной служанкой. И по-прежнему её тенью, конечно. Туон была восхищена этим поступком. – Возможно, в маленьких дозах в течение шестнадцати лет, – сказала Туон. Глядя на своё отражение в зеркале, она удерживала улыбку достаточно долго, чтобы стало ясно, что в её словах не имелось никакой колкости, затем снова вернула лицу строгое выражение. Она, конечно, чувствовала большую привязанность к женщине, что вырастила её, чем к матери, которую она, пока не стала взрослой, видела только дважды в год. Или к братьям и сёстрам, против которых, как её учили с ранних лет, придётся бороться за благосклонность их матери. Двое из них умерли в той борьбе, а трое уже пробовали уничтожить её. Сестра и брат были сделаны да’ковале и имена их были вычеркнуты из списков так твёрдо, как будто было обнаружено, что они могут направлять. Её положение было далеко не безопасным даже теперь. Единственная оплошность – и её могли увидеть мёртвой, или, хуже того, раздетой и проданной на общественном рынке. Спаси её Свет, когда она улыбалась, она по-прежнему выглядела на шестнадцать! В лучшем случае! Усмехаясь, Селусия повернулась, чтобы взять шляпу из золотого кружева с красной лакированной подставки на туалетном столике. Редкое кружево открывало бы большую часть её бритой головы и её знак – ворона и розы. Возможно, она не была сей’мосив, но ради Коринне она должна была восстановить равновесие духа. Она могла попросить Анат, её сое’фею, наложить епитимью, но с неожиданной смерти Нефери прошло менее двух лет, и она всё ещё не чувствовала себя полностью комфортно с её заменой. Что-то подсказывало ей, что она должна сделать это сама. Возможно, она видела предзнаменование, которое не могла признать сознательно. Муравьи были маловероятны на корабле, но несколько видов жуков вполне могли бы найтись... – Нет, Селусия, – сказала она спокойно. – Вуаль. Селусия неодобрительно поджала губы, но молча положила шляпу на место. В частном разговоре, как сейчас, она имела право разговаривать свободно, но она всё же знала, что и когда можно было говорить и что – нет. За всё время службы Туон только дважды её наказывала и, видит Свет, сожалела об этом так же, как и Селусия. Молча её костюмер взяла длинную прозрачную вуаль и закрепила её на голове Туон при помощи узкого золотого шнурка. Даже более прозрачная, чем одежды да’ковале, вуаль вообще не скрывала лица. Но она выполняла намного более важную функцию. Возложив длинную шитую золотом синюю накидку на плечи Туон, Селусия отошла и поклонилась так низко, что конец её золотой косы коснулся ковра. Стоящие на коленях да’ковале прижались лицами к палубе. Уединение закончилась. Туон покинула каюту одна. Во второй каюте стояли шестеро её сул’дам, по три с каждой стороны прохода, со своими подопечными, стоящими перед ними на коленях на широких полированных досках палубы. Сул’дам выпрямились, когда увидели её, гордясь серебряными молниями в красных вставках на юбках. Одетые в серое дамани стояли на коленях, распрямившись, полные своей собственной гордостью. Кроме Лидии, которая сидела на коленях, прижимая своё заплаканное лицо к палубе. Ланелле, держащая рыжеволосую дамани на привязи, хмурилась глядя вниз на неё. Туон вздохнула. Лидия была ответственна за её гнев вчера вечером. Точнее она вызвала его, но за собственные эмоции Туон несла ответственность сама. Она сама приказала, чтобы дамани предсказала её судьбу, и не должна была велеть выпороть её лишь из-за того, что ей не понравилось услышанное. Наклонившись, она коснулась подбородка Лидии, дотронувшись длинными покрытыми красным лаком ногтями до веснушчатой щеки дамани, и заставила её сесть на пятки. Лидия вздрогнула и вновь расплакалась, но Туон осторожно стерла ее слезы пальцами и заставила дамани выпрямиться на коленях. – Лидия – хорошая дамани, Ланелле, – сказала она. – Мажьте её раныљ настойкой софры и давайте ей львиных сердец от боли пока рубцы не заживут. И пока они не пройдут, она должна получать сладкое с каждой едой. – Как прикажет Высокая Леди, – ответила Ланелле официально, но слегка улыбнулась. Все сул’дам любили Лидию и не любили наказывать дамани. – Если она станет толстой, я заставлю её бегать, Верховная Леди. Лидия повернула голову, чтобы поцеловать ладонь Туон и пробормотала: – Хозяйка Лидии добра. Лидия не станет толстой. Идя вдоль этих двух линий, Туон сказала несколько слов каждой сул’дам и приласкала каждую дамани. Эти шестеро, которых она везла с собой, были её лучшими, и они глядели на неё с нежностью, так же как и она на них. Все они страстно желали быть выбранными для этого путешествия. Пухлые желтоволосые Дали и Дани – сёстры, которые едва нуждались в руководстве сул’дам. Чарал, её волосы были столь же серы, как и глаза, и она была наиболее непоседливой из всех. Сера, с красными лентами в сильно вьющихся чёрных волосах, самая сильная и гордая, как сул’дам. Крошечная, даже ниже Туон, Мулен – особая гордость Туон среди шестерых. Многие сочли странным, когда Туон прошла тест на сул’дам по достижению совершеннолетия, хотя никто не мог противоречить ей тогда. Кроме её матери, разумеется, но она позволила это, промолчав. Конечно, желание самой стать сул’дам было легкомысленно, но она получала от обучения дамани так же много удовольствия, как и от тренировки лошадей, и была одинаково хороша как в одном, так и в другом. Мулен была доказательством этого. Бледная миниатюрная дамани была полумертва от страха и побоев, отказывалась есть и пить, когда Туон купила ее в доках Шон Кифар. Все дер’сул’дам отчаялись, говоря что она не будет жить долго. Но теперь Мулен улыбнулась Туон и наклонилась вперед, чтобы поцеловать её руку, прежде чем она коснулась тёмных волос дамани. В прошлом кожа и кости, сейчас она даже слегка располнела. Вместо того чтобы упрекнуть её, Катрона, котораяљ держала её привязь, позволила улыбке проступить на обычно строгом лице и пробормотала, что Мулен отличная дамани. Это было правдой, и никто не поверит теперь, что ранее она называла себя Айз Седай. Прежде чем покинуть каюту, Туон оставила несколько распоряжений относительно диеты и упражнений дамани. Эти сул’дам знали, что делать, точно так же как и другие двенадцать из окружения Туон – иначе они бы не состояли у неё на службе. Но она полагала, что каждый, кому позволено иметь собственных дамани, должен проявлять к ним активный интерес. Она знала особенности характера каждой из своих подопечных так же, как знала своё собственное лицо. Во внешней каюте вдоль стен выстроились Стражи Последнего Часа, в доспехах, лакированных кроваво-красным и тёмно-зелёным. Они напряглись при её виде. То есть они напряглись бы, если бы статуи могли напрягаться. Люди с суровыми лицами, они и пять сотен других таких же, лично отвечали за безопасность Туон. Любой или все готовы были умереть, чтобы защитить её. Они даже готовы были умереть, если она прикажет. Каждый человек добровольно вызвался быть в её охране. Заметив вуаль, седой Капитан Мусенг приказал только двоим сопровождать её на палубу, где две дюжины Садовников Огир в красно-зелёном выстроились линиями с двух сторон дверного проёма. Они держали вертикально перед собой большие топоры с чёрными кисточками и мрачно наблюдали, выискивая опасность даже здесь. Они не умерли бы, если бы она приказала, но они также вызвались быть в её охране, и она без колебаний доверила бы свою жизнь любому из них. Ребристые паруса на трёх высоких мачтах “Кидрона” были туго натянуты холодным ветром, который гнал корабль к земле, что лежала впереди. Тёмный берег, но Туон видела достаточно, чтобы различить береговую линию и холмы. Палубу заполнили мужчины и женщины – все Высокородные на корабле – в своих самых лучших шелках. Высокородные игнорировали ветер, хлеставший их плащи, как они игнорировали босых мужчин и женщин из экипажа корабля, которые суетились между ними. Некоторые из знати были уж слишком показными в игнорировании экипажа, как будто экипаж мог управлять кораблем, становясь на колени или кланяясь каждые два шага. Приготовившиеся было пасть ниц Высокородные, увидев её вуаль, вместо этого просто не слишком низко поклонились. Юрил, остроносый человек, который, как все думали, был её секретарем, упал на одно колено. Он, конечно, был её секретарём,љ но также и её Рукой, командиром её Взыскующих. Женщина по имени Макура бросилась ниц и поцеловала палубу прежде, чем несколько тихих слов Юрила заставили её подняться обратно на ноги, краснея и разглаживая складки на красной юбке. Туон сильно сомневалась относительно принятия её на службу, но женщина из Танчико просила об этом подобно да’ковале. По некоторым причинам она ненавидела Айз Седай всем сердцем, и, несмотря на награду, уже данную за её чрезвычайно ценную информацию, надеялась нанести им ещё больший ущерб. Кивнув головой Высокородным, Туон, сопровождаемая двумя Стражами Последнего Часа, взошла на капитанский мостик. Ветер делал удержание её накидки сложным делом и сразу прилепил вуаль к лицу, а затем почти полностью сдернул и замолотил ею по голове. Но это не имело значения; того, что вуаль имелась, было достаточно. Её персональный флаг, два золотых льва, запряжённых в древнюю военную повозку, величаво реял над шестёркой рулевых, борющихся с длинным рулём. Знамя с вороном и розами было убрано, как только первый член команды увидел её вуаль. Капитан “Кидрона”, крупная женщина с обветренным лицом, белыми волосами и неправдоподобно зелеными глазами, поклонилась как только туфелька Туон коснулась палубы мостика, а затем немедленно возвратила всё свое внимание кораблю. Анат стояла, держась за перила, в гладком чёрном шёлковом платье, внешне не обращая внимания на холодный ветер, несмотря на отсутствие плаща или накидки. Стройная женщина, она была высока даже для мужчины. Тёмное, как древесный уголь, лицо было красиво, но большие чёрные глаза, казалось, пронзали собеседника. Сое’фея Туон, её Говорящая Правду, назначенная самой Императрицей, да живёт она вечно, когда Нефери умерла. Неожиданно назначенная, ведь Левая Рука Нефери обучалась и готова была заменить её, но когда Императрица говорила с Хрустального Трона, её слово имело силу закона. Конечно же, не полагалось бояться своего сое’фея, но Туон всё же немного побаивалась. Присоединяясь к женщине, она вцепилась в перила, и лишь затем с трудом ослабила хватку, чтобы не сломать лакированный ноготь. Это было бы очень некстати. – Итак, – сказала Анат, и её слова были подобны гвоздю, вбиваемому в голову Туон. Высокая женщина хмуро смотрела сверху вниз, и презрение ясно слышалось в её голосе. – Вы скрываете ваше лицо в пути, и теперь вы – только Верховная Леди Туон. За исключением того, что каждый всё ещё знает, кто вы есть на самом деле, даже если они не будут упоминать этого. Как долго вы намереваетесь продолжать этот фарс? – полные губы Анат изогнулись в насмешке, и она сделала краткий отгоняющий жест изящной рукой. – Я предполагаю, что все эти глупости имеют ту же причину, что и избиение дамани. Вы – дура, если удручены такой незначительной вещью. Что она сказала, чтобы заставить вас сердиться? Никто, кажется, ничего не знает, за исключением того, что вы ударились в истерику. К сожалению, я тоже отсутствовала. Туон заставила свои руки спокойно лежать на перилах, хотя они хотели дрожать. С трудом она принудила свое лицо сохранять строгое выражение. – Я буду носить вуаль, пока предзнаменование не сообщит мне, что пришло время снять её, Анат, – сказала она, заставляя голос звучать спокойно. Только удача предохранила от того, чтобы кто-то, кроме нее, услышал загадочные слова Лидии. Каждый знал, что дамани могла предсказывать будущее, и если бы кто-нибудь из Высокородных слышал то, что слышала она, они бы все сейчас обсуждали за спиной Туон её судьбу. Анат грубо рассмеялась и начала снова ей рассказывать какой дурой она, Туон, была, на сей раз с большими подробностями. Намного большими подробностями. Она не потрудилась понизить голос. Капитан Техан смотрела прямо вперед, но её глаза выдавали, что она всё слышит. Туон слушала внимательно, хотя её щёки становились всё горячее и горячее, пока она не подумала, что её вуаль может вспыхнуть в пламени. Многие Высокородные называли своих Глашатаев сое’фея. Но эти Глашатаи были со’джин и они знали, что могут быть наказаны, если их владельцы будут рассержены тем, что они сказали, даже если они назывались сое’фея. Но Говорящим Правду нельзя было командовать, как нельзя было и принуждать или наказывать его. Говорящий Правду требовался, чтобы сообщать абсолютную правду, независимо от того, действительно ли вы хотите слышать её или нет, и он старался, чтобы вы её услышали. Те Высокородные, кто назвал их Голоса сое’фея, думали, что Алгвин, последний мужчина, который сидел на Хрустальном Троне, почти тысячу лет назад, был безумен, потому что он позволял своему сое’фея жить и продолжать занимать свой пост после того, как тот ударил его по лицу перед всем двором. Таковы традиции её семейства, но они, как и изумлённая капитан, не понимали этого. А вот выражение полускрытых шлемами лиц Стражей Последнего Часа никогда не изменялось. Они понимали. – Спасибо, но я не нуждаюсь в епитимье, – сказала она вежливо, когда Анат наконец прекратила свою речь. Однажды, после того как она страдала от глупой (падение с лестницы) смерти Нефери, она попросила, чтобы её новая сое’фея исполнила эту службу для неё. Страданий по умершей было достаточно, чтобы сделать вас сей’мосив на многие месяцы. Женщина оказалась чутка к её просьбе, хотя и достаточно странным образом; в результате она оставила её плакать целыми днями, неспособную даже одеть сорочку. Это не было причиной, почему она отказалась от предложения, хотя епитимья должна быть серьёзна – иначе она была бы бесполезной в возмещении равновесия. Нет, она не избрала более простой путь, потому что была решительной. И она должна была признать, что хотела сопротивляться совету её сое’фея. Желая не слушать её вообще. Как сказала Селусия, она всегда была упорна. Отказ слушать вашего Говорящего Правду был отвратителен. Возможно, она должна принять наказание, в конце концов. Три серых дельфина выпрыгнули из воды рядом с кораблём и закричали. Три и они не появлялись снова. Придерживайтесь выбранного вами курса. – Когда мы сойдем на берег, – сказала она, – Верховная Леди Сюрот должна предоставить отчёт. – Придерживайтесь выбранного вами курса. – И её амбиции должны быть внимательно изучены. Она с Предвестниками сделали больше чем предполагала Императрица, да живет она вечно, но успех в таком масштабе часто порождает соответствующие амбиции. Своё раздражение сменой предмета разговора Анат выказала, поджав губы. Её глаза блеснули. – Я уверена, что амбиции Сюрот ограничиваются лишь службой интересам Империи, – сказала она кратко. Туон кивнула. Сама она не была в этом уверена. Такая уверенность могла привести в Башню Воронов даже её. Возможно, её даже более быстро. – Я должна найти способ войти в контакт с Драконом Возрождённым как можно скорее. Он должен стать на колени перед Хрустальным Троном прежде Тармон Гай’дон, или всё будет потеряно. – Пророчества о Драконе говорили об этом ясно. Настроение Анат мгновенно изменилось. Улыбаясь, она почти собственнически положила руку на плечо Туон. Это уже было слишком, но она была сое’фея, и, возможно, Туон просто почудилось что-то в этом прикосновении. – Вы должны быть внимательны, – промурлыкала Анат. – Нельзя позволить ему понять, насколько вы для него опасны, пока для него не станет слишком поздно. Она стала давать и другие советы, но Туон позволила пропускать её слова мимо ушей. В словах Анат не было ничего, чего бы она не слышала сотню раз прежде. Впереди она могла видеть вход в большую гавань. Эбу Дар, место, откуда Коринне распространялось, также как и от Танчико. Она почувствовала удовлетворение от достигнутого. В вуали она была просто Верховной Леди Туон, не более высокого ранга чем многие другие Высокородные, но в своём сердце она всегда оставалась Туон Атаем Коре Пейндраг, Дочерью Девяти Лун, и она прибыла, чтобы востребовать то, что было отобрано у её предка. |