logoleftЦитадель Детей Света - Главнаяlogoright
header
subheader
ГЛАВНОЕ МЕНЮ
Главная
Контакты
Страсти вокруг Колеса
Фэнтези картинки
Карта сайта
Ссылки
[NEW!] Перевод A Memory of Light
FAQ Брендона Сандерсона

После интервью на Горе Дракона Брендон выложил FAQ  с ответами на часто задаваемые вопросы о книге.

Ссылка

 

Роберт Джордан17 октября 1948г.

16 сентября 2007г.

 

 

 

 

 

 

 

contenttop
Глава 8. Яйца для Драконов Печать E-mail
Автор Administrator   
27.06.2006 г.

Следующим утром, еще засветло, Люка заставил актеров снять лагерь, свернув длинную стену из холста и сложить все в фургоны. Мэта разбудил поднявшийся стук, грохот и крики. От сна на жестком полу все тело одеревенело, и он чувствовал себя разбитым. Если это можно было назвать сном из-за проклятых костей в голове. Из-за них по большей части снятся кошмары. Люка где-то метался по лагерю в одной рубашке с фонарем в руке, раздавая налево и направо распоряжения, скорее мешая, чем подгоняя людей, но Петра сделал милость и соизволил объяснить происходящее, одновременно впрягая четверку лошадей в их с Клариной фургон. Луна, скрытая за деревьями, уже скрывалась за горизонтом, и света фонаря на козлах возницы едва хватало для работы. Такое же мерцающее желтоватое озерцо света многократно, сто или больше раз, повторялось по всему лагерю. Кларина выгуливала собачек, так как им придется большую часть дня провести в запертом фургоне.

«Вчера...» - силач покачал головой и погладил лошадь, словно она нервничала, хотя на самом деле терпеливо ожидавшую пока он застегнет последние ремни. Возможно, ему просто было не по себе. Ночь была довольно прохладной, но не холодной в полном смысле слова, и все же на нем был полностью застегнутый темный кафтан и вязанная шапка. Его супруга всегда волновалась о том, чтобы он не схватил простуду из-за сквозняка или холода. – «Что ж, мы повсюду – чужаки, как ты видишь, и многие думают, что чужаков легко обмануть. Но если мы позволим так поступить с собой однажды, то тут же подобное попробуют сделать еще десяток раз, или всю сотню. Порой местный бургомистр, или кто там у них за главного, встает на нашу сторону, но это случается очень редко. Мы ведь чужаки, и не сегодня – завтра уйдем, а каждый знает, что от чужаков добра не ждут. Поэтому нам приходится обходиться своими силами, даже драться за то, что принадлежит нам по праву в случае необходимости. И как только до этого доходит, настает время уходить. Так было всегда, и сейчас и тогда, когда вместе с Люка и конюхами нас было пару дюжин, хотя в те времена мы бы ушли после того, как уйдут солдаты. Тогда мы не бросали такую золотую жилу, убегая второпях», - закончил он сухо, и, прежде чем продолжить, снова покачал головой, возможно из-за жадности Люка, или от удивления тем, как сильно вырос цирк.

«У тех троих шончан есть друзья, или приятели, которым придется не по нраву, что их так осадили. Конечно, это сделала их же собственный знаменосец, но, можешь быть уверен, они будут видеть причину в нас, потому что думают, что с нами легче справиться, чем с ней. Возможно, их офицеры поддерживают здешние законы, либо следуют своим правилам, как она, или что там еще у них есть, но мы не можем быть в этом уверены. Но в чем можно быть абсолютно уверенным, что, если мы задержимся на день дольше, они доставят нам неприятности. Нет смысла оставаться, если знаешь, что придется драться с солдатами, и возможно кого-нибудь всерьезно ранят, и они не смогут выступать, и определенно будут неприятности с законом». – Это была самая длинная речь, которую Мэт когда-либо слышал от Петра, а парень покашлял, прочищая горло, словно должно было последовать продолжение. – «Люка хочет чтобы мы скорее очутились на дороге. Ты, наверное, хочешь заняться своими лошадьми».

Как раз этого Мэту хотелось меньше всего. Самым замечательным в обладании деньгами было не то, что ты можешь на них купить, а то, что можно было заплатить другим, чтобы они сделали за тебя работу. Когда до него дошло, что труппа вот-вот была готова двинуться в путь, он позвал четверых Красноруких, которые делили палатку с Челом Ваниным, чтобы те запрягали лошадей в фургон с Туон, а так же отдал приказ седлать Типуна и бритву. Коренастый конокрад - хотя за то время, которое его знал Мэт, тот не украл ни одной лошади - открыл один глаз, чтобы сказать, что проснется, когда вернутся остальные, после чего перевернулся на другой бок и захрапел, пока его приятели принялись натягивать штаны и сапоги. Ванин обладал такими ценными навыками, что ему никто не возразил, разве что поворчали на счет раннего часа для сборов, но это было обычным делом. Дай им волю, и они все, кроме Харнана, спали бы до обеда. Когда от Ванина потребуется проявить его способности, он отработает все сполна, и все это знали, даже Ферджин. Тощий Краснорукий был не слишком яркого ума, если только это не касалось службы, к которой у него был настоящий талант. Ну, пусть не талант, но хорошие способности, уж точно.

Труппа выехала из Джурадора, когда солнце еще не показалось из-за горизонта. Длинная змейка, состоящая из фургонов, прокатилась по широкой дороге, возглавляемая аляповатым чудовищем, принадлежавшем Люка, которое тянула шестерка лошадей. Следующим шел фургон Туон, на козлах которого сидел Гордеран, такой широкоплечий, что сам был похож на силача. По бокам от него втиснулись Туон с Селюсией закутанные по самые глаза в плащи. В хвосте змеи оказались клетки с животными и запасные лошади. За их отъездом наблюдали только тихие темные фигуры часовых шончанского лагеря. Но сам лагерь уже не был тихим. Среди палаток можно было разглядеть ровные темные линии, в которых проводилась перекличка и были слышны выкрики ответов. Мэт едва не сдерживал дыхание, пока эти одинаковые выкрики не пропали в дали. Дисциплина отличная штука. Но только не для него.

Он на Типуне поравнялся с фургоном Айз Седай, который двигался в середине колонны, поеживаясь всякий раз, когда лисья голова на груди становилась холоднее, что началось уже через милю после отбытия. Похоже, Джолин не тратила времени понапрасну. Ферджин, правя повозкой, напропалую болтал с Метвином о лошадях и женщинах. Оба были довольны жизнью, как свиньи в клевере, и понятия не имели, что творится за стенами фургона. По крайней мере, медальон становился всего лишь прохладным и только. Они использовали ничтожное количество Силы. Хотя ему вообще не нравилось, когда возле него направляли. По его опыту, Айз Седай постоянно сеют неприятности, которые носят в своих кошельках, не мало не заботясь, кто им попадется на пути. Нет, пока кости скачут в голове, ему нужно обходить Айз Седай за десять миль.

Он бы скакал рядом с Туон в надежде поболтать, пусть даже Селюсия и Гордеран услышали бы каждое слово, но лучше не позволять женщине возомнить будто он страстно этого хочет. Сделай это, и она воспользуется преимуществом, или ускользнет, как капля воды по раскаленной сковороде. У Туон и так большая фора, а у него мало времени на попытки. Рано или поздно, однако верно, как и то, что вода мокрая, она произнесет ритуальную фразу чтобы закончить церемонию бракосочетания, но это только заставляло его торопиться узнать ее получше, хотя это было и не легко.

По сравнению с этой малюткой кузнечные головоломки кажутся баловством. Но как мужчина может жениться на женщине толком ее не узнав? Хуже того, ему нужно заставить ее воспринимать его больше, чем просто Игрушкой. Брак с женщиной без уважения с ее стороны подобен рубашке из шершней, которую нужно носить, не снимая день и ночь напролет. Плохо также то, что ему нужно заставить ее заботиться о нем, иначе, если ей и в самом деле взбредет в голову сделать его да’ковале, ему придется всю жизнь от нее скрываться. И, наконец, ему нужно проделать все описанное выше в срок, оставшийся до того момента, как ему придется вернуть ее в Эбу Дар. Классная каша заварилась, и, без всякого сомнения, вкусная для какого-нибудь проклятого героя из легенд, чтобы немного убить его свободное время между повседневными подвигами, вот только Мэт проклятый Коутон никакой не проклятый герой. И у него полно дел, но совершенно нет времени на ошибки.

Это был самый ранний выезд цирка за все время, но надежды Мэта на то, что шончан достаточно напугали Люка, чтобы заставить его двигаться быстрее, скоро развеялись как дым. Когда солнце взошло, они проезжали каменные строения ферм, цеплявшихся за холмы, в окружении полей, отвоеванных у леса. Некоторые были крыты черепицей, но по большей части соломой. Провожая труппу взглядом, на полях разинув рот, стояли фермеры - мужчины и женщины, а их дети бежали вдоль колонны, пока родители не отзывали их обратно. Но вот к полудню они добрались до кое-чего более значительного. Рунниенский Переезд располагался у одноименной реки, от которой и получил название, хотя речушка была шириной всего в двадцать шагов и не глубже чем по пояс, несмотря на это через нее вел каменный мост. Городишко не шел ни в какое сравнение с Джурадором, хотя в нем имелось четыре гостиницы, и все три склада были каменными и покрытыми цветной черепицей зеленого или синего цветов, а поле шириной в полмили между городом и рекой, где могли переночевать торговые караваны, было плотно утрамбовано многочисленными колесами. На добрую лигу в каждую сторону вдоль дороги тянулись огороженные каменными стенами поля, сады и фермерские пастбища, не говоря уж про то, что фермы покрывали все окружающие холмы, что превращало местность в некое подобие стеганного одеяла. Фермы были повсюду, куда хватало глаз Мэта. Для Люки этого оказалось достаточно.

Приказав устанавливать стену на открытой местности у реки, чтобы облегчить водопой цирковым животным, он направился в деревню, одев свой камзол и красный плащ, настолько яркий, что у Мэта зарябило в глазах, и так расшитый звездами и кометами, что заставил бы любого Лудильщика заплакать от зависти. К его возвращению в сопровождении трех мужчин и трех женщин, поперек входа снова был натянут транспарант, каждый фургон занял свое место, сцены выгружены и почти закончена стена. Деревня была не так уж удалена от Эбу Дар, но все же их одежда была словно из другой страны. На мужчинах были короткие шерстяные куртки ярких расцветок, расшитые угловатым орнаментом на плечах и рукавах, и темные мешковатые штаны, заправленные в высокие до колена сапоги. У женщин волосы были собраны в кокон на макушке, а их платья были столь же яркими, как наряд Люка. Отличительной особенностью были узкие юбки с роскошными цветами от бедра до подола. У всех на поясах имелись длинные ножи, хотя и с менее изогнутым лезвием, и они хватались за их рукояти всякий раз, когда кто-нибудь смотрел в их сторону. В этом отличия не было никакого. В том что касается вспыльчивости, Алтара оставалась Алтарой. Пришедшие оказались: местным мэром, четверо - владельцами гостиниц, и последняя - худая, морщинистая и седая женщина в красном, к которой остальные обращались уважительно «Мать». Поскольку и мэр - обладатель внушительного животика – был достаточно сед, хотя большую часть прически занимала лысина, и владельцы гостиниц не испытывали недостатка в седине, Мэт решил, что она должно быть местная Мудрая. Он улыбнулся, и, когда она проходила мимо, приподнял шляпу, заслужив в ответ острый взгляд и фырканье, очень напоминавшее Найнив. О да, Мудрая, никакого сомнения.

Люка провел их вокруг с широкой улыбкой и экспрессивными жестами, сложными поклонами со взмахами плащом, задержавшись у разминавшихся жонглеров и группы акробатов, которые исполнили пару номеров для гостей, но его улыбка превратилась в кислую мину, едва они скрылись из поля зрения по дороге обратно. – «Свободный вход для них, их жен, мужей и всех детей», - прорычал он Мэту, - «и мне придется убираться, если купцу взбредет в голову съехать с дороги. Они не были столь прямолинейны, но достаточно ясно дали это понять, особенно эта их Матушка Дарвайл. Как будто это засиженное мухами место настолько привлекательно, что купцы так и слетаются сюда, чтобы заполнить все это поле. Воры и негодяи, Коутон! Народ этой страны все сплошь воры и негодяи, и каждый честный парень, вроде меня, находится в полной их власти!»

Достаточно скоро он подсчитал, сколько сможет заработать, несмотря на либеральную входную плату, но не перестал жаловаться даже тогда, когда очередь на вход выросла почти до тех же размеров, как в Джурадоре. Он просто слегка сменил стиль, сожалея о том, сколько смог бы заработать за следующие три-четыре дня в солевом городе. Теперь это было уже три-четыре дня, хотя весьма вероятно он просидел бы и дольше, пока толпа не иссякла бы совсем. Возможно, те трое шончан были работой та’верен. Вряд ли, конечно, было приятно так считать. Теперь, это все было в прошлом.

Так и повелось. В лучшем случае они проезжали лиги две-три неторопливым темпом, потом Люка находил какой-нибудь городишко или группу деревень, возле которых он чувствовал призыв своего кошелька сделать остановку. Или лучше сказать, зов денег. Даже если им не удавалось заработать ничего, кроме мух, не считая потраченных усилий на установку стены и прочего, все равно им удавалось пройти не более четырех лиг за один раз. Люка не хотел рисковать и растягивать труппу по дороге. Если прибыли от показов не предвиделось, Люка находил достаточно широкое поле, на котором без излишней давки можно было разместить все фургоны, но если их прогоняли, то ему приходилось торговаться с фермерами за право остановиться на заброшенном пастбище. И каждый следующий день он скулил о непомерных расходах, если это обошлось ему дороже серебряного пенни. Люка всегда очень трепетно относился к своему кошельку.

Мимо них на приличной скорости в обоих направлениях проносились торговые караваны, поднимая облака пыли на укатанной дороге. Купцы спешили доставить свои товары на рынок как можно скорее. Время от времени им встречался караван Лудильщиков, состоявший из прямоугольных фургонов столь же ярких, как все фургоны труппы, кроме, конечно, фургона Люки. Все они направлялись в сторону Эбу Дар, что было странно, и двигались они не быстрее труппы Люка. Поэтому вряд ли караван идущий в обратную сторону смог бы их обогнать. По две, три лиги в день, а кости грохотали в голове так, что Мэт задавался вопросом, что его ждет за следующим поворотом или что догоняет его сзади. Это кого угодно заставит занервничать.

В первую же ночь возле Рунниенского Переезда он наведал Алудру. Рядом со своим ярко голубым фургоном она поставила небольшую ширму, в восемь футов высотой, чтобы подальше от посторонних глаз запускать свои ночные цветы. Поэтому, когда он откинул створку и вошел внутрь, она возмущенно уставилась на него. Рядом с ней на земле стоял закрытый фонарь, который давал достаточно света, чтобы разглядеть, что в руках она держит темный шар, размером с арбуз. Рунниенский Переезд был достаточно крупным населенным пунктом чтобы заслужить собственный ночной цветок. Она уже набрала в грудь воздух, чтобы выгнать его обратно, так как даже Люка не имел права заходить внутрь.

«Пускающие трубы», - выпалил он быстро, указав на обитую медными кольцами деревянную трубу ростом почти с него и в целый фут диаметром, которая была установлена вертикально посредине ширмы на деревянной опоре. – «Именно для этого тебе понадобился литейщик. Чтобы сделать пускающие трубы из бронзы. Но для чего я не могу понять». – Это была довольно дикая идея. Деревянную трубу и все ее припасы могли нести двое мужиков, затратив не слишком много усилий. Для перемещения бронзовой трубы потребовался бы кран. Дикая идея, но она единственная пришла ему в голову.

Так как фонарь находился за ее спиной, то Мэту не удалось увидеть ее выражение лица, но она довольно долго молчала. – «Какой умный юноша», - сказала она, наконец. Она покачала головой, и ее украшенные бусинками косички мягко защелкали друг о друга. Затем она низко и хрипло рассмеялась. – «Мне следовало следить за своим языком. У меня всегда появляются неприятности, если я раздаю парням обещания. Не думай, что я выдам тебе все тайны, которые заставят тебя покраснеть. Не сейчас. У тебя, похоже, руки уже заняты двумя женщинами, а мной не получится жонглировать».

«Значит, я – прав?» - он едва смог сдержать сомнение в голосе.

«Так и есть», - подтвердила она. И небрежно бросила ночной цветок в него!

Он поймал его с удивленным вздохом, и едва заставил себя дышать, пока не удостоверился, что держит его крепко. Сверху он оказался покрыт чем-то вроде жесткой кожи, с крохотным огрызком запала, торчащим с одной стороны. Он довольно внимательно изучал небольшие фейерверки, и они взрывались только от огня или когда их содержимое входило в контакт с воздухом. Хотя, однажды, он вскрыл один из них и никакого взрыва не последовало. Но кто его знает, от чего может взорваться такой большой ночной цветок? Тот, что он вскрыл, был совсем крохотный, и умещался в одной руке. От взрыва этого цветочка его вместе с Алудрой может разнести в пыль.

Внезапно он почувствовал себя глупцом. Она бы не стала кидать его ему, если бы это было очень опасно. Поэтому он начал поигрывать шаром, перекидывая его из руки в руку. Не для того чтобы перевести дыхание и все такое. Просто чтобы чем-то заняться.

«И как же отлитая из бронзы пусковая труба сможет лучше послужить в качестве оружия?» - Она хотела именно это. Сделать оружие, чтобы отомстить Шончан за уничтожение гильдии Иллюминаторов. – «Они и так кажутся достаточно страшными».

Алудра выхватила из его рук ночной цветок, бормоча под нос что-то о неуклюжих безмозглых болванах, и осмотрела кожаную поверхность шара. Возможно, он был не столь уж безопасен, как он думал. – «Хорошая пусковая труба», - сказала она наконец, убедившись, что он не повредил эту штуку, - «при надлежащем заряде отправит эту штуку на триста шагов вертикально в воздух, и куда дальше над землей, если стрелять под верным углом. Но все равно не так далеко, как я хочу. Если использовать больший заряд, он разорвет трубу. Имея пусковую трубу из бронзы, я смогу использовать такой заряд, который отправит штуку поменьше размером почти на две мили вдаль. Сделать его медленным, куда медленнее этого, достаточно просто. Он будет меньше, но тяжелее, из железа. И не будет никаких красочных цветов, только взрыв».

Мэт присвистнул, прокрутив все это в голове – взрыв, разрывающий ряды врага на расстоянии, на котором его и разглядеть толком не удается. Жуткая вещь, если получится. Это почти также здорово, как иметь на своей стороне Айз Седай, или этих Аша'ман. Даже лучше. Айз Седай чтобы воспользоваться Силой как оружием нужно находиться в прямой опасности, с другой стороны он слышал о сотнях этих Аша'манов. С каждой новой сплетней их число увеличивалось. Кроме того, если Аша'маны были чем-то вроде Айз Седай, то они начнут раздумывать, надо или не надо использовать Силу, а это может поставить все сражение под угрозу. Он начал прикидывать, как использовать бронзовые трубы Алудры и тут же обнаружил одну проблему. Все их преимущество будет потеряно, если враг будет наступать с другого направления. А чтобы их развернуть потребуются краны... – «Эти пусковые трубы из бронзы...»

«Драконы», - уточнила она. – «Пусковые трубы это чтобы запускать ночные цветы. Чтобы радовать глаз. А эти штуки, от которых взвоют Шончан, когда те их будут кусать, я называю драконами». – Ее голос прозвучал мрачно как острые камни.

«Хорошо, эти драконы. Но все равно, как бы ты их не назвала, они выйдут тяжелыми и их будет тяжело двигать. Ты можешь поставить их на колеса? Как фургон или телегу? Они не выйдут слишком тяжелыми для лошадей?»

Она снова рассмеялась. – «Приятно видеть, что за приятной мордашкой скрывается еще кое-что», - вскарабкавшись на складную лестницу из трех ступенек, срез пусковой трубы очутился на уровне ее талии, куда она опустила ночной цветок фитилем вниз. Он немного углубился и застрял, выставив полушарие из трубы. – «Подай мне ту штуку», - показала она на жердь длиной и толщиной с длинный посох. Когда он вручил его ей, она воспользовалась им чтобы протолкнуть ночной цветок поглубже. Кажется, это потребовало некоторого усилия. – «Я уже набросала чертежик повозок для драконов. Четверка лошадей легко с ней справится, вместе со второй телегой для хранения яиц. Да, они будут называться не ночные цветы. Яйца драконов. Как видишь, я долго и много думала о том, как использовать моих дракончиков, а не только как их изготовить». – Вытянув жердь из трубы, она спустилась вниз и забрала фонарь. – «Идем. Нужно немного украсить небо, а потом я хочу поужинать и лечь спать».

Снаружи, сразу рядом с ширмой стояла деревянная стойка, наполненная разными специфическими орудиями, вроде клещей ростом с Мэта, вил и прочими штуками, все сделаны из дерева. Поставив фонарь на землю, она вставила жердь в стойку и сняла с полки деревянную коробку. – «Полагаю, теперь ты хочешь узнать, как изготовить секретный состав, так? Что ж. Я обещала. Теперь я – Гильдия в одном лице». – добавила она горько, сняв крышку с коробки. Это была странная коробка из твердой древесины в которой были просверлены отверстия, в каждой из которых была вставлена тонкая палочка. Она вытащила одну и закрыла крышку. – «Теперь я решаю, что является секретом, что нет».

«Вместо этого я хочу чтобы ты отправилась со мной. Я знаю кое-кого, кто будет счастлив оплатить создание стольких драконов, сколько захочешь. Он может приказать всем литейщикам от Андора до Тира перестать лить колокола и начать делать драконов». – То, что он не упомянул имя Ранда, не избавило его от цветного круговорота в голове и спустя миг он увидел Ранда, полностью одетого, хвала Свету, беседующего с Лойалом в облицованной деревянными панелями комнате при свете лампы. Там присутствовали и другие, но образ был сфокусирован на Ранде, и исчез слишком быстро, чтобы Мэт смог разобрать, кто это. Он был уверен, что увиденное происходило на самом деле сию секунду, хотя это и выглядело чистым безумием. Хорошо было снова увидеть Лойала, но чтоб он сгорел, должен же быть способ выкинуть эту штуку из головы! – «А если его это не заинтересует», - снова мелькнули цвета, но он смог с ними справиться, и они растаяли. – «Я лично могу оплатить постройку пары сотен. Ну, в общем, достаточно много».

Отряду Красной Руки предстоит сражение с Шончан, и, возможно, с троллоками. И ему нужно быть с ними, когда это произойдет. И этот факт нельзя изменить. Попробуй этого избежать, и из-за проклятого та’верен мир извернется так, что ты все равно окажешься в самом эпицентре событий. Поэтому он был готов лить золото рекой, лишь бы это позволило ему убить как можно больше врагов раньше, чем они доберутся до него, чтобы наделать дырок в его заднице.

Алудра склонила голову на бок, сложив губки бутончиком. – «И у кого же столько власти?»

«Это должно остаться в тайне между нами. Том и Джуилин в курсе, Эгинин, Домон и Айз Седай тоже знают, по крайней мере, Теслин и Джолин, и Ванин с Краснорукими, но больше никто, и я хочу сохранить все как есть». – Кровь и проклятый пепел! Слишком много людей уже знают. Он дождался пока она кивнет, и произнес: «Дракон Возрожденный». - Снова закрутились цвета, и как бы он не боролся, все равно он снова увидел Ранда и Лойала. Все не так легко, как казалось.

«Ты знаком с Возрожденным Драконом?» - с сомнением в голосе сказала она.

«Мы выросли в одной деревне», - прорычал он, снова борясь с цветами. На сей раз они исчезли до появления образа. – «Если не веришь, спроси Теслин и Джолин. Спроси Тома. Но не говори никому больше. Помни, это – тайна».

«Гильдия была смыслом моей жизни с самого моего рождения», - Она быстро чиркнула палочкой по краю коробки, и на ней вспыхнуло пламя! Пахнуло серой. – «Драконы – теперь они смысл моей жизни. Драконы и месть». – Склонившись, она поднесла пламя к кончику запального шнура, торчавшего из-под ширмы. Как только он загорелся она помахала палочкой, пока пламя на ней не погасло и выбросила. С тихим шипением пламя понеслось по запалу. – «Думаю, я тебе верю». – Она протянула свободную руку. – «Когда ты уйдешь, я отправлюсь с тобой. И ты поможешь мне сделать много драконов».

Мгновение, когда он пожал ей руку, он думал, что кости остановились, но мигом позже они грохотали вновь. Должно быть ему показалось. В конце концов, это изобретение Алудры поможет Отряду и самому Мэту Коутону остаться в живых, но это событие вряд ли можно назвать роковым. Ему еще предстоит выиграть эти битвы, и чтобы он не планировал, как бы хорошо не были обучены его солдаты, удача, безусловно, тоже играет свою роль, хорошую или плохую, даже для него. И драконы ничего не изменят. Но разве раньше кости подпрыгивали так громко? Наверное, нет, но как удостовериться? Раньше они никогда не замедлялись, не остановившись. Это просто игра ее воображения.

Изнутри ширмы раздался глухой взрыв и над стенками появились клубы дыма. Мгновение спустя в ночном небе Рунниенского Переезда расцвел цветок в виде огромного шара из красных и зеленых полос. Наверху раз за разом распускались цветы, и в его снах сегодня, и спустя много ночей, они расцветали среди рядов атакующих всадников и пехотинцев, разрывая их плоть также, как когда-то фейерверк взорвал непреступную каменную стену. В своих снах он пытался ловить их руками, остановить их, но они падали бесконечным потоком как дождь на поля сражений. В своих снах он оплакивал смерть и разрушения. И каким-то образом грохот костей в его голове звучал подобно хохоту. Но это был не его хохот. Так мог смеяться Темный.

На следующее утро, едва поднялось над горизонтом солнце, он сидел на ступенях зеленого фургона, аккуратно обтачивая заготовку лука остро отточенным ножом. Необходимо быть осторожным, даже деликатным. Небрежный срез мог погубить всю работу. Как раз в это время вышли Домон и Эгинин. Ему показалось странным, как они были одеты – очень тщательно в свои самые лучшие наряды. Он не один делал покупки в Джурадоре, но без дополнительного вливания золота Мэта, швея все еще шила костюмы для Домона и Эгинин. Голубоглазая шончанка одела зеленое платье с большим количеством вышивки в виде белых и желтых цветочков на воротнике и на рукавах. Шарф в цветочек поддерживал ее длинный парик. Домон выглядел довольно странно с короткой стрижкой и иллианской бородкой с выбритой верхней губой. Он вычистил свой коричневый кафтан почти до блеска, пока он не приобрел некоторое подобие аккуратной одежды. Они прошли мимо Мэта и быстро ушли, не сказав ни слова. Он и думать про них забыл, пока они не вернулись спустя час или около того, объявив, что они были в деревне и навестили Матушку Дарвайл, которая их поженила.

Он не смог удержаться и застыл с раскрытым ртом. Строгое лицо Эгинин и ее острые глаза прекрасно рассказывали о ее характере. И чего Домону взбрело в голову на ней жениться? С таким же успехом можно жениться на медведице. Поняв, что иллианец начинает поглядывать на него, он торопливо вскочил и поклонился. – «Мои поздравления, Мастер Домон. Мои поздравления, Госпожа Домон. Пусть Свет благословит ваш брак». - Что тут еще можно сказать?

Домон продолжал молчать, словно уловил его мысль, но Эгинин фыркнула: «Мое имя – Лейлвин Шиплесс, Коутон», - сказала она, растягивая слова, - «Это имя которое я назвала, и с которым умру. Это хорошее имя, потому что оно подтолкнуло меня решиться на то, что мне нужно было сделать еще неделю назад». – Нахмурившись, она косо взглянула на Домона. – «Ты же понимаешь, что я не могла взять твое имя, да, Байл?»

«Нет, девушка», - ответил тихо Домон, положив большую руку на ее плечо. – «Но я приму тебя с любым именем, пока ты остаешься моей женой. Я уже говорил тебе». – Она улыбнулась и накрыла его руку своей, и он улыбнулся в ответ. Свет, от этой парочки просто тошнит. Если после женитьбы мужчина начинает так лыбиться, словно наевшийся сонной патоки… Такого не случиться с Мэтом Коутоном. Он может тоже собирается жениться, но Мэт Коутон никогда в жизни не будет вести себя как последний полоумный.

Вот так он очутился в полосатой палатке, и не слишком просторной, которая раньше принадлежала паре худых братьев-доманийцев, которые глотали мечи, заедая их огнем. Даже Том признал, что Балат и Абар очень хороши, и они были весьма популярны среди прочих артистов, поэтому им было просто найти себе местечко, но эта палатка обошлась ему в стоимость целого фургона! Каждый знал, что у него есть деньги, а эта парочка ревела так, словно продавала ему родной дом, когда он заикнулся о небольшой скидке. Ладно, новобрачные нуждались в уединении, и он был рад им его предоставить, особенно если это означало, что ему не придется наблюдать их прогрессирующее безумие, когда они глядели друг на друга вытаращенными глазами. Кроме того, он уже устал спать на полу. В палатке, по крайней мере, у него каждую ночь была собственная кровать, узкая и жесткая, но все же мягче, чем дощатый пол, и она была полностью в его распоряжении. А еще здесь у него было больше места, чем в фургоне, даже после того как сюда перевезли его одежду, часть которой сложили в два аккуратных обитых медью сундука. У него также имелись собственный умывальник, табурет и стол, достаточно большой, чтобы на нем поместились тарелка, кубок и пара приличных медных ламп. Сундук с золотом остался в зеленом фургоне. Только идиоту вздумается попробовать ограбить Домона. И только сумасшедший решится на такое с Эгинин. Лейлвин, если она настаивает, хотя он был уверен, что она, в конечном счете, опомнится. После первой же ночи, проведенной возле фургона с Айз Седай, когда его медальон полночи был холодным как лед, он приказал перенести палатку ближе к фургону Туон, убедившись, что Краснорукие занялись этим раньше, чем проснулся остальной лагерь.

«Теперь ты сам будешь меня охранять?» - холодно спросила Туон, когда впервые увидела палатку.

«Нет», - ответил он. – «Я надеялся чаще тебя видеть». – Это было святой правдой. Хорошо, частью правды, так как второй было бегство от Айз Седай, но остальное – истинная правда. Однако женщина покачала пальцами в сторону Селюсии и парочка дружно захихикала, пока не успокоилась и удалилась в обшарпанный фургон с истинно королевским достоинством. О, женщины!

Ему не часто приходилось быть в палатке одному. После смерти Налесина он забрал к себе его слугу Лопина, и теперь каждый раз крепкий тайренец с бородой до пояса возникал перед ним словно из ниоткуда с неизменным поклоном, спрашивая, что «Милорд» желает на обед и что «Милорду» подать вина или чая или засахаренных фиг, которые он добывал неизвестно где. Лопин был гением в поиске разных деликатесов, когда казалось, что достать их просто неоткуда. Кроме того он постоянно искал в сундуках с одеждой что бы еще из одежды господина ему починить, почистить или погладить. И всегда находил себе занятие, хотя на взгляд Мэта и так все было прекрасно. Нерим – высокий, худой меланхоличный слуга Талманеса с седой головой - часто оказывался рядом с ним, так как постоянно скучал. Мэт никак не мог понять, как человек мог скучать без работы, но Нерим всегда стонал, как должно быть плохо живется без него Талманесу, и по пять раз на дню скуля о том, что тот должно быть уже отдал его место другому, и теперь ему приходится сражаться с Лопином за каждую мелочь, чтобы почистить или исправить одежду Мэта. Он даже с нетерпением ждал своей очереди чистить сапоги Мэта!

Заглядывал Ноэл, чтобы поведать о своих приключениях, и Олвер, чтобы сыграть в камни или в Змей и Лисичек, если он не играл в это время с Туон. Заходил Том, тоже играть в камни и поделиться сплетнями, которые услышал в городах и деревнях, в задумчивости над очередным ходом подкручивая свой длинный седой ус. Собственные подборки слухов приносил Джуилин, но с собой он всегда приводил Аматеру. Бывшая Панарх Тарабона достаточно нравилась Мэту, чтобы понять, почему она заинтересовала ловца воров. У нее были губки бантиком словно созданные для поцелуев, и она всегда цеплялась за руку Джуилина, словно хотела вернуть себе часть его ощущений, но она всегда с испугом косилась на фургон Туон, даже когда они находились внутри палатки Мэта. Все чего сумел добиться Джуилин, она теперь не падала ниц, завидев Туон и Селюсию. Кроме того, раньше она поступала также завидев Эгинин, Бетамин или Ситу. Если принять во внимание, что Аматера пробыла да’ковале всего пару месяцев, подобное поведение заставляло Мэта нервничать. Не могла же Туон в самом деле желать сделать его да’ковале, если собиралась выйти за него замуж. Или могла?

В скором времени он запретил им приносить ему новости о Ранде. Продолжать бороться с цветной круговертью в голове было слишком утомительно, а проигрывал в этой борьбе он также часто, как одерживал верх. Иногда все было нормально, но порой он мельком видел Ранда и Мин, и эти двое выделывали нечто ужасное. В любом случае, ничего нового сплетни сказать не могли. Возрожденный Дракон мертв, убит Айз Седай, Аша’манами, Шончан, дюжиной прочих убийц. Нет, он в бегах, где создает секретную армию, делает еще кучу тех или иных глупых вещей. Слухи немного отличались в зависимости от населенного пункта и постоялого двора. Одно было совершенно ясно – Ранд больше не был в Кайриэне, и второе – никто не знал точно, где он скрывается. Возрожденный Дракон исчез.

Странно было видеть, сколько алтарских фермеров, крестьян и горожан, а также проезжих купцов и нанятых ими мужчин и женщин было озабочено фактом его исчезновения. Никто из них ничего толком не знал о Драконе, кроме побасенок и слухов, которые они сами же и разносили, но, все же, его исчезновение их напугало. Том и Джуилин достаточно четко это отметили, пока он не заставил их прекратить. Если Дракон Возрожденный мертв, что остается делать всем остальным? Этот вопрос все задавали себе за завтраком и за кружкой эля вечером, и вероятно перед сном в постели. Мэт, возможно, сказал бы им, что Ранд живехонек – эти видения были достаточно определенными – но как им это объяснить, другой вопрос. Даже Том и Джуилин были не вполне уверены на счет этих цветных галлюцинаций. Купцы и остальные просто сочтут его сумасшедшим. Даже если они ему поверят, то это только породит ненужные сплетни, что наведет шончанских охотников на его след. Все что ему хотелось – избавиться от проклятых видений.

Его переезд в палатку породил массу кривотолков среди артистов, что было вполне понятно. Сначала, он будто бы сбежал с Эгинин... Лейлвин, если она так настаивает на этом, и ее слугой Домоном от ее мужа, теперь тот женится на ней, а Мэта вовсе выгоняют из фургона. Кое-кто из труппы считал, что все для того, чтобы ему было проще волочиться за Туон, и что еще более удивительно, кое-кто ему в этом симпатизировал. Некоторые выражали сочувствие по поводу женского непостоянства, а другие – большей частью незамужние девицы и женщины труппы: акробатки, жонглерши и белошвейки – стали поглядывать в его сторону с особой теплотой во взгляде. Он бы и рад был этой перемене, если бы они не посылали ему пламенные взгляды прямо на глазах у Туон. В первый раз, когда он это заметил, он был так поражен, что едва не вытаращил глаза. Туон же все происходящее показалось весьма забавным! Или она хорошо притворялась. Только идиот может подумать, что знает, что творится у женщины в голове только потому, что она улыбается.

Ежедневно, если они находились на стоянке, он продолжал с ней обедать, и даже начал пораньше приходить для вечерней игры в камни, потому что в этом случае ей приходилось ее кормить еще и ужином. Истинная правда, если вы заставили женщину кормить вас постоянно, она почти победила. По крайней мере, он старался ужинать с ней как можно чаще, если она пускала его в свой фургон. Однажды вечером он обнаружил дверь запертой на замок, и как он не уговаривал, он не смог заставить ни ее, ни Селюсию открыть дверь. Оказалось, днем внутрь влетела птица, а это было очень плохим предзнаменованием, и они вдвоем должны были провести ночь в молитвах и размышлениях, чтобы отогнать зло и все такое. Судя по всему, они полжизни прожили, следуя разным странным суевериям. Обе, и Туон и Селюсия, делали рукой странные знаки, если замечали порванную паутину с пауком. А Туон объяснила ему с серьезным видом, что порвать паутину можно только после того, как изгнать паука, иначе смерть кого-то из близких в течение месяца неизбежна. Они наблюдали за полетом птиц, заметив, что они кружились несколько раз подряд и предсказали бурю, или клали палец на пути цепочки муравьев и наблюдая как они восстанавливают свой путь, предугадывали сколько дней хорошей погоды их ждет, и не замечали, что ни то, ни другое ни разу не сработало. О, один раз дождь был, спустя три дня после появления птиц – это были вороны – но он и близко не был похож на бурю, просто обычный промозглый день.

«Очевидно, Селюсия обсчиталась с муравьями», - просто сказала Туон, кладя белый камень как обычно изящно выгнув пальцы. Селюсия в белой блузе и в разделенной юбке для верховой езды, наблюдавшая игру поверх ее плеча, кивнула. Как обычно, она даже внутри помещения носила на голове шарф поверх коротких золотистых волос. Сегодня это был красный шелковый шарф с золотым узором. Туон была в парчовом голубом платье, обтягивающем ее бедра, с разделенными юбками, такими узкими, что они больше походили на широкие брючины. Она много времени проводила со швеями, раздавая им детальные инструкции, что именно им следует шить, и многие фасоны из сшитого он никогда нигде прежде не видел. Как он подозревал, все шилось по шончанской моде, хотя у нее было несколько сшитых дорожных платьев, которые не вызвали бы никаких комментариев, если бы она отправилась в них на прогулку. По крыше фургона мягко барабанил дождь. – «Очевидно, то, что сказали нам птицы, было подвергнуто изменениям муравьями. Все это не так просто, как кажется, Игрушка. Тебе нужно научиться подобным вещам. Я не желаю, чтобы ты оставался несведущим».

Мэт кивнул, словно согласился, и поставил свой черный камень. И она еще называла его суеверным в отношении воронов и ворон!. В общении с женщинами полезно уметь вовремя промолчать. С мужчинами тоже, но с женщинами это особенно важно. У мужчин можно достаточно четко определить, что может вызвать их гнев.

Разговор с ней был опасен и по другим причинам: «Что ты знаешь о Возрожденном Драконе?», - спросила она его в следующий вечер.

Он как раз набрал полный рот вина в момент и едва не подавился, когда в голове снова вспыхнул цветной водоворот. Вино почти уже превратилось в уксус. Даже у Нерима бывали тяжелые времена. Откашлявшись, он сказал, стирая вино с подбородка: «Ну, что – он Возрожденный Дракон». – На мгновение ему показалось, что он видел, как Ранд обедал за широким темным столом. – «Что еще я должен знать?». Селюсия невозмутимо снова наполнила его кубок вином.

«Очень хорошо, Игрушка. С одной стороны он должен преклонить колени перед Хрустальным Троном до начала Тармон Гай’дон. Пророчества достаточно ясно об этом говорят, но я понятия не имею, где его искать. И это становится очень срочным вопросом, если он тот, как я предполагаю, кто трубил в Рог Валир».

«Рог Валир?» - слабым голосом переспросил он. О чем говорят Пророчества? – «Значит, его нашли?»

«Должны были найти, раз в него трубили, не так ли?» - сухо сказала она, растягивая слова. – «Сообщения, которые я читала, с места, где в него протрубили – называется Фалме - очень тревожные. Чрезвычайно тревожные. Защитить того, кто в него протрубил, мужчина он или женщина, также важно, как защитить Возрожденного Дракона. Ты будешь продолжать играть, Игрушка?»

Он поставил свой камень, но он был так встревожен, что цвета, закружившись, пронеслись так и не сложившись в образ. Дошло до того, что он не смог выиграть, даже имея выигрышную позицию.

«К концу ты стал играть хуже», - задумчиво глядя на доску, примерно поровну разделенную на белую и черную половины, пробормотала Туон. Он готов был отдать все что угодно, лишь бы она не связала момент, когда он стал играть хуже с темой их беседы. Беседа с ней напоминала прогулку по краю пропасти. Одна ошибка, и Мэт Коутон будет таким же мертвым, как прошлогодняя баранина. Но ему все равно придется дойти до конца. У него не было никакого проклятого выбора. О, ему это даже нравилось. По-своему. Чем больше времени он проводил с ней, тем больше возможности запомнить это личико в форме сердечка, так, что он может воспроизвести его черты в любой момент, лишь прикрыв на мгновение глаза. Но на пути его всегда поджидали предательские камни, которые он почти нащупал.

Уже несколько дней после памятного букетика шелковых цветов он не дарил ей никаких подарков, и решил, что уже начал замечать признаки разочарования, когда являлся к ней с пустыми руками. Тогда, через четыре дня после отъезда из Джурадора, едва солнце поднялось из-за горизонта, он вывел ее и Селюсию из фиолетового фургона. Что ж, ему нужна была только Туон, но Селюсия видимо думала, что она ее тень, и пресекала все попытки их разлучить. Однажды он отметил этот факт, представив все как шутку, но женщины продолжили разговор, словно ничего не слышали. Что ему хорошо было известно о Туон, это то, что ей нравились шутки, но порой ему казалось, что у нее совсем отсутствует чувство юмора. Селюсия закуталась в зеленый шерстяной плащ, оставив на виду только красный шарф на голове. Она подозрительно косилась в его сторону, но, впрочем, она так поступала всегда. Туон, кажется, никогда не беспокоилась о своей прическе, но все же ее короткие волосы не так бросались в глаза под капюшоном ее голубого плаща.

«Драгоценная, закрой глаза», - сказал он. – «У меня для тебя есть сюрприз».

«Обожаю сюрпризы», - ответила она, подняв руки к глазам. На мгновение на ее лице промелькнула улыбка, но только на мгновение. – «Некоторые сюрпризы, Игрушка». – Звучало похоже на предупреждение. Селюсия застыла за ее спиной, и хотя грудастая дамочка выглядела полностью расслабленной, ему она показалось похожей на кошку, изготовившуюся к прыжку. Похоже, ей сюрпризы не нравились вовсе.

«Жди тут», - предупредил он и метнулся за фургон. Возвращался он ведя под уздцы Типуна и бритву. Кобыла шла легко, подскакивая в предвкушении выездки. – «Теперь можно. Я подумал, что тебе нравится ездить верхом». – В их распоряжении было много часов, сейчас цирк не проявлял ни малейших признаков жизни. Только над парой фургонов из труб поднимался дым. – «Она - твоя», - добавил он и застыл, так как слова чуть не застряли в его горле.

В этот раз это случилось вне всякого сомнения. Едва он сказал, что лошадь ее, кости в голове внезапно стали стучать тише. Они не замедлялись, в этом он был уверен. Просто ему показалось, что изначально перекатывающихся костей было на один набор больше. Один остановился после его сделки с Алудрой, следующий в миг, когда он подарил лошадь Туон. Странно другое – что рокового в том, что он подарил ей лошадь? И, о, Свет! Теперь ему придется волноваться о том, сколько еще наборов костей осталось перекатываться в его голове? Сколько еще роковых мгновений его поджидает, готовых выскользнуть из-под ноги, чтобы сбросить его в пропасть?

Туон немедленно направилась к бритве, и так же как и он внимательно осмотрела ее с ног до головы, все время улыбаясь. В конце концов, она и в самом деле тренировала лошадей ради удовольствия. Лошадей и дамани, помоги ему Свет. Селюсия в это время с невозмутимым видом внимательно изучала его. Это из-за лошади или потому что он застыл столбом?

«Это - бритва», - сказал он, погладив Типуна по носу. Мерин был хорошо вышколен, но рвение бритвы, похоже, раззадорило и его. – «Чистокровная доманийская бритва, и вряд ли вы сможете увидеть вторую такую же за пределами Арад Домана. Как ты ее назовешь?»

«Плохая примета называть лошадь до того как проедешь на ней верхом», - ответила Туон, взяв поводья. Она вся сияла. – «Это прекрасное животное, Игрушка. Замечательный подарок. Либо у тебя хороший глаз, либо тебе очень повезло».

«У меня хороший глаз, Драгоценная», - ответил он осторожно. Она казалась очень довольной.

«Как скажешь. А где лошадь Селюсии?»

Мда. Что ж, попытаться все же стоило. Умный всегда предвидит возможность неудачной ставки, поэтому он свистнул, и Метвин вывел оседланного чубарого. Мэт сделал вид, что не заметил широкой усмешки Краснорукого. Светлокожий кайриенец был с самого начала уверен, что ему не удастся избавиться от Селюсии, но не стоило так лыбиться по этому поводу. Мэт решил, что десятилетний мерин достаточно спокойный для Селюсии – судя по воспоминаниям горничные редко были отличными наездницами – но женщина осмотрела лошадь почти столь же внимательно, как Туон. И когда она закончила, по брошенному на него взгляду Мэт понял, что во время поездки она не создаст проблем, но она находит лошадь не достаточно резкой. Женщины способны многое вложить в один единственный взгляд.

Выбравшись за пределы лагеря, Туон некоторое время вела бритву шагом по дороге, затем перешла на рысь, затем в кентер. Дорога здесь представляла собой укатанную желтоватую глину с вкраплениями древней брусчатки. Никаких проблем для хорошо подкованной лошади, а он убедился, что бритва была хорошо подкована. Мэт старался держаться рядом с Туон, как никогда прежде получая удовольствие от ее улыбки. Когда Туон была рада, то о существовании сурового судьи можно было забыть. Ее лицо лучилось чистым счастьем. Но его попытка погреться в лучах ее счастья была не долгой, так как Селюсия на мерине втиснулась между ними, и судя по косым взглядам в ее сторону и легкой улыбке на губах, она сполна насладилась своей проделкой.

Сперва вся дорога была в их распоряжении, если не считать пары телег, но через некоторое время навстречу им показался караван Лудильщиков – колонна медленно тянущихся с противоположной стороны дороги аляповато размалеванных фургонов, сопровождаемых громадными псами. Эти собаки были единственной реальной защитой Лудильщиков. Возница головного фургона такого ярко-красного цвета, как кафтан Люка, который был обведен желтой полосой и с огромными желтыми и зелеными колесами по бортам, привстал, вглядываясь в сторону Мэта, затем сел на место, и что-то сказал сидевшей рядом женщине, несомненно, успокоенный присутствием с Мэтом двух женщин. Осторожность по необходимости была в крови у Лудильщиков. Весь караван развернул бы лошадей и сбежал бы от единственного мужчины, если он представлял для них опасность.

Мэт кивнул ему, когда поравнялся с первым фургоном. Худой поседевший мужчина был в ярко-зеленом в тон колесам кафтане с высоким воротником, а на его жене было платье сшитое из ткани всех оттенков голубого, которому позавидовал бы любой актер цирка. Мужчина поднял руку чтобы помахать…

И внезапно Туон развернула бритву и с развевающимся за спиной плащом галопом рванула в чащу леса. Спустя миг Селюсия припустила за ней. Сорвав с головы шляпу чтобы ее не потерять, Мэт, пришпорив Типуна, бросился следом. Со стороны фургонов послышались крики, но он не обратил на них внимания. Он сосредоточился на Туон. Хотелось бы ему знать, что она задумала. Это определенно не являлось бегством. Вероятно, она просто хотела заставить его рвать на себе волосы. Если так, то она почти преуспела.

Типун довольно быстро нагнал чубарого и оставил хмурую Селюсию, настегивающую мерина, позади. Но Туон и бритва были впереди, устремившись туда, где равнина переходила в холмы. Из под копыт животных разлетались птицы, стайки серых голубей и пестрых рябчиков, или коричневых хохлатых куропаток. Все чего сейчас недоставало для беды, это чтобы они напугали ее лошадь. Даже хорошо обученная лошадь может оступиться и упасть, если прямо у нее из-под носа выпорхнет куропатка. Но что было хуже всего, Туон гнала как сумасшедшая, ничуть не замедляясь, просто отклонившись в сторону оттуда, где сквозь поваленные давнишней бурей стволы деревьев прорастал подлесок, словно знала дорогу заранее. Ему тоже пришлось гнать как сумасшедшему чтобы удержаться за ней, хотя он вздрагивал всякий раз, заставляя Типуна перепрыгивать через поваленные деревья. Некоторые стволы были почти с него ростом. Он пришпоривал Типуна, хотя знал, что мерин бежит на пределе своих сил. Слишком хорошо он выбирал эту проклятую лошадь. Так они и гнали сквозь лес все выше и выше.

Также внезапно как начала эту бешеную скачку, также внезапно Туон натянула поводья почти в миле от дороги. Деревья вокруг были старыми, и между стволами было просторно. Черные сосны в сорок шагов высотой и могучие дубы с мощными ветками, изогнувшимися до земли. Из пня одного такого дуба можно было сделать стол, за которым свободно расселась бы дюжина гостей. Валуны и камни были опутаны толстым слоем мха и вьюна, но, куда ни кинь взгляд, это было единственным подобием растительности. Дубы таких размеров убивали весь подлесок под собой.

«Твоя лошадь лучше, чем можно было бы сказать с первого взгляда», - заявила глупая женщина, потрепав его лошадь по шее, когда он подъехал к ней. О, она выглядела как сама невинность! – «Возможно, у тебя и в самом деле хороший глаз». – Капюшон плаща слетел на спину, и стало хорошо видно ее шапку коротких черных блестевших как шелк волос. Он подавил в себе желание их погладить.

«Чтоб я сгорел, вместе со своим хорошим глазом», - прорычал он, нахлобучивая шляпу. Он знал, что ему нужно было вести себя как ни в чем ни бывало, но не смог избавиться от грубости в голосе. – «Ты всегда скачешь как сведенная с ума луной идиотка? Ты могла свернуть своей кобыле шею еще до того как дала бы ей имя. Хуже того, ты себе могла свернуть шею, а я обещал доставить тебя живой и невредимой домой, и намерен сдержать свое обещание. Если ты собираешься продолжать рисковать своей жизнью при каждом выезде, то я не разрешу тебе ездить верхом». – Он тут же пожалел о сорвавшихся с языка словах, но было поздно.

Мужчина бы рассмеялся от подобных угроз, если повезет, решив, что это шутка, однако женщина... Теперь все, что ему оставалось, это ждать взрыва. Он предполагал, что ночные цветы Алудры побледнеют по сравнению с тем, что его ждет.

Она подняла капюшон и молча поправила волосы на голове. Потом посмотрела на него, изучающе, наклонив голову сперва в одну сторону, потов в другую. Наконец, она кивнула самой себе: «Я назову ее Акейн. Это значит - ласточка».

Мэт моргнул. И все? Никакой реакции? – «Я знаю. Хорошее имя, подходящее». – Что теперь? Женщина почти всегда поступала наперекор его ожиданиям.

«Как называется это место, Игрушка?» - спросила она, хмуро оглядев деревья. – «Или лучше сказать, как называлось? Ты знаешь?»

Что она имела в виду? Это проклятый лес! – вот, как это называется. Но, внезапно, он увидел, что огромный валун прямо перед ним, почти полностью скрытый под вьюном напоминает громадную голову, покосившуюся набок. Женскую голову, если присмотреться по внимательнее – эти выветрившееся следы в прическе, видимо когда-то, обозначали драгоценности. Статуя, которой принадлежала эта голова должна была быть огромной. Из земли торчал только кусок с макушки и глаза в спан высотой. И этот большой белый камень торчавший между корней дуба был частью витой колонны. И повсюду вокруг были видны куски колонн и громадных обработанных камней, которые когда-то были частью какой-то гигантской постройки, а рядом торчал кусок в два спана длиной, напоминавший наполовину скрытый под землей каменный меч. Однако, много где можно отыскать древние руины, и не каждая Айз Седай скажет, что там было раньше. Он уже открыл было рот, чтобы сказать, что не знает, но тут он сквозь деревья заметил стоящие в ряд три высоких холма приблизительно в миле впереди. На среднем из них на вершине имелась расселина, словно ее раскололи клином, а у того, что левее их было две. Он знал это место. Невозможно, чтобы где-то в другом месте нашли еще три таких же холма.

Эти холмы назывались Танцорами, а место – Лондарен Кор. Здесь была столица Эхарона. Дорога у него за спиной была вымощена приблизительно в тоже время и проходила прямо через центр города, который тянулся на несколько миль. Говорили, что в Лондарен Кор теже каменщики Огир, которые строили Тар Валон, превзошли самих себя, доведя стиль до совершенства. Но так было всегда, жители любого построенного Огир города утверждали, что их город прекраснее Тар Валона, и что тот служил отправной точкой для их архитектурного стиля. У него сохранилось много воспоминаний о городе, о балах во Дворце Луны, о пьянках с солдатами в тавернах, в которых танцевали танцовщицы в вуалях, о Процессии Флейт во время Освящения Мечей, но что странно, у него были и другие воспоминания об этих холмах – уже спустя пятьсот лет после того, как троллоки не оставили от Лондарен Кор камня на камне, а Эхарон погиб в реках крови и пожарах. Зачем Неревану и Эсандаре вздумалось тогда вторгаться в Шиоту, которой принадлежала эта земля, он не знал. Его воспоминания были отрывочными, охватывали большие куски истории, но полны пробелов. Он понятия не имел, почему холмы были названы Танцорами, и что подразумевалось под Освящением Мечей, но не забыл, что был лордом Эсандары, когда среди этих руин разгорелась битва, и эти холмы как раз попали в поле его зрения, когда в его горло вонзилась стрела. Должно быть, он упал, захлебываясь собственной кровью, совсем неподалеку, где-то в полмили, от того места, где сейчас сидел в седле Типуна.

«Свет. Ненавижу вспоминать о собственной гибели», - подумал он, и эта мысль раскаленным углем пронзила мозг. Уголек, который разгорался все ярче и ярче. Он помнил все эти смерти, не одну, а очень многие. Он-помнил-как-умирал.

«Игрушка, тебе плохо?» - Туон подъехала ближе и вглядывалась в его лицо. Ее большие глаза были наполнены беспокойством. – «Ты стал бледнее луны».

«Я в порядке, как ключевая вода», - пробормотал он. Она была очень близко. Если бы он наклонил голову, то легко мог ее поцеловать, но он не шелохнулся. Он не мог. Он размышлял так яростно, что на движения сил уже не оставалось. Каким-то образом, Свет знает каким, Илфинн собрали все эти воспоминания, которые запихнули в его голову, но как им удалось собрать воспоминания погибших? Эти люди погибли в этом мире - мире людей. Он был уверен, что они никогда не выходили из тер’ангриала в виде искривленного дверного проема на эту сторону, даже на пару минут. То, что случилось с ним ему очень не нравилось. Возможно, они создавали своего рода связь со всеми, кто когда-либо входил в тер’ангриал, что позволяло им сохранять все воспоминания человека до последнего мгновения его смерти. В некоторых своих воспоминаниях он помнил себя пожилым и седым, в других был на пару лет постарше, чем сейчас, но никогда не помнил ни детства, ни юношества. Что было довольно странно, если они набили его голову случайными обрывками чужих воспоминаний, которые им были больше не нужны или бесполезны? У них должны были быть причины, чтобы собрать их в одну кучу и выдать ему. Нет, он просто пытается отвертеться от ответа, куда его это ведет. Чтоб ему сгореть, проклятые лисицы засели прямо в его голове! Выходит так. Это единственное объяснение, которое имело какой-то смысл.

«Похоже, тебя мутит», - с легкой гримасой Туон отвела бритву подальше. – «У кого в труппе есть травы? Я немного в них разбираюсь».

«Говорю тебе - я в полном порядке», - на самом деле, его действительно выворачивало наизнанку. Лисы в голове это в тысячу раз хуже, чем кости, как бы те не грохотали. Интересно, Илфинн могут видеть сквозь его глаза? Он сомневался, что кто-либо из Айз Седай смогли бы ему помочь, даже если он им доверится и снимет медальон с лисьей головой. Ничего не поделаешь. Придется смириться и продолжать с этим жить. Он мысленно застонал.

На полном скаку к ним подлетела Селюсия, быстро обглядев его и Туон, словно соображая, что они тут делали, пока оставались наедине. Догоняя их, она задержалась, предоставив им немного времени. Что ж, это обнадеживало. – «В следующий раз ты поедешь на этом кротком животном, а я - на твоем мерине», - сказала она Мэту. – «Верховная Леди, люди из тех фургонов последовали за нами с собаками. Они идут пешком, но скоро будут здесь. Собаки не лаяли».

«Значит, это обученные сторожевые псы», - заключила Туон, подобрав поводья. – «Верхом мы легко от них уйдем».

«В этом нет необходимости, и смысла», - заметил Мэт. Этого следовало ожидать. – «Эти люди – Лудильщики, Туата’ан. Они ни для кого не представляют никакой угрозы. Они не стали бы сражаться, даже если бы от этого зависела их собственная жизнь. И это не преувеличение, а истинная правда. Но они видели как вы рванули от меня прочь, и им показалось, что вы убегаете, а я вас преследую. Теперь, когда собаки взяли наш след, Лудильщики, если потребуется, дойдут до самого цирка, чтобы удостовериться, что вас обоих не похитили или как-то вам навредили. Нужно идти навстречу, чтобы избежать неприятностей и сэкономить время». – Он думал не о времени Лудильщиков. Люка ничуть не побеспокоила бы задержка отъезда из-за каких-то Лудильщиков, а вот его – да.

Селюсия нахмурилась и посмотрела на него с негодованием, ее пальцы бешено замелькали. – «Игрушка сегодня раскомандовался, Селюсия. Я позволяю ему немного покомандовать, чтобы увидеть, как это у него получается». – Вот проклятье!

Они на рысях отправились обратно, на сей раз объезжая по пути поваленные деревья, хотя время от времени Туон брала поводья, словно хотела перемахнуть через преграду, но затем хитро улыбалась Мэту. Они ехали не долго, когда им на встречу из-за деревьев следом за парящими над землей, словно огромные бабочки, псами вышли Лудильщики – около пяти десятков мужчин и женщин в разноцветной одежде странных сочетаний. На мужчинах могли быть полосатый кафтан в красную и синюю полоску и желтые мешковатые штаны, заправленные в сапоги до колен, или фиолетовая куртка с такими же штанами, или хуже. На некоторых женщинах были платья с таким количеством цветных полос, сколько было на свете цветов, и даже таких оттенков, о существовании которых Мэт и не подозревал. А на других были блузы с юбками в столь же диких сочетаниях, как кафтаны и штаны у мужчин. У большей части их имелись шали, что также добавляло толпе пестроты. Все, кроме седого мужчины, который управлял головным фургоном, были средних лет. Должно быть это был Ищущий, предводитель каравана. Мэт спешился, спустя мгновение Туон и Селюсия последовали его примеру.

Лудильщики остановились, отозвав собак. Псы прижались к земле, вывалив языки, и люди стали медленно приближаться. Ни у кого не было ничего даже отдаленно напоминавшее палку, и хотя у Мэта на первый взгляд не было никакого оружия, они очень осторожно к нему присматривались. Мужчины собирались перед ним, а женщины окружили Туон и Селюсию. В этом не было никакой угрозы, просто их разделили, чтобы Лудильщицы могли расспросить женщин. Внезапно ему в голову пришла мысль, что Туон может счесть это прекрасной игрой и заявить, что он ей надоедал. И они с Селюсией смогут уехать, пока он будет разбираться с Лудильщиками, которые обступили его так плотно, что он не смог бы забраться в седло Типуна. Они вроде ничего не делали, но если он не будет пробиваться наружу силой, то они смогли бы продержать его в течение пары часов, чтобы дать возможность женщинам «убежать».

Седой поклонился, прижав сложенные руки к груди. – «Мир вам и вашим спутникам, милорд. Простите, если мы вмешиваемся, но мы боялись, что наши собаки могли напугать лошадей ваших леди».

Мэт ответил таким же поклоном. – «Вечный мир вам и вашим Людям, Ищущий. Лошади леди не испугались. Женщины... время от времени бывают импульсивными». – О чем беседовали женщины? Он пытался услышать, но их голоса сливались в единый тихий гомон.

«Милорду что-то известно о Людях?» - Ищущий был удивлен и имел на то полное право. Туата’ан держались обособленно и избегали поселений крупнее средних размеров деревни. И они редко сталкивались с кем-нибудь, носящим шелковый кафтан.

«Немного, - ответил Мэт. Очень немного. В его воспоминаниях он встречался с Лудильщиками, но сам никогда не разговаривал с ними прежде. О чем же беседовали женщины? – «Вы не ответите на вопрос? За последние несколько дней я встретил больше ваших караванов, чем можно представить, и все они направлялись в Эбу Дар. В чем причина?»

Мужчина заколебался, покосившись в сторону женщин. Они увлеченно болтали, и он должно быть тоже удивлялся, почему их беседа так затянулась. В конце концов, чтобы ответить да, я нуждаюсь в помощи или нет, требуется всего несколько мгновений. – «Все из-за этих людей – Шончан, милорд», - сказал он наконец. – «Среди Людей прошел слух, что там, где правят Шончан, там правосудие одинаково для всех. В иных же местах... Вы понимаете, милорд?»

Мэт понял. Как и актеры, Лудильщики повсюду были чужаками, и что хуже, чужаками с незаслуженно плохой репутацией воров, хотя воровали они не чаще, чем кто-либо другой, и с заслуженной репутацией сманивающих молодежь присоединиться к ним. А вершиной всего было то, что Лудильщики были не в состоянии оказать сопротивление, если кто-то хотел их ограбить или прогнать. – «Будь осторожен, Ищущий. У их защиты высокая цена, а некоторые законы довольно жестоки. Знаешь, как они поступают с женщинами способными направлять?»

«Спасибо за предупреждение, милорд», - спокойно ответил мужчина, - «но среди нас немногие женщины начинают направлять, а если начинают, то мы как обычно отправляем их в Тар Валон».

Внезапно, женщины захохотали, гром и молния! Ищущий явно расслабился. Если женщины смеются, значит Мэт не убийца и насильник, и не станет прорываться сквозь его людей чтобы скрыться. Что касается Мэта, то он нахмурился. Этот смех ему почему-то не понравился.

Лудильщики ушли после долгих извинений со стороны Ищущего за беспокойство, а их женщины продолжали оглядываться назад и хихикать, прикрыв рты ладошками. Мужчины пытались выведать у них причину их веселья, но те лишь качали головами. И снова оглядывались назад, улыбаясь.

«Что вы им наговорили?» - кисло поинтересовался Мэт.

«О, это – не твое дело, не так ли, Игрушка?» - ответила Туон, а Селюсия рассмеялась. О, она чуть не задыхалась от проклятого хохота. Он решил, что лучше ему не знать. Женщины очень любят втыкать свои шпильки в мужчин.

© Перевод с английского AL, ноябрь 2005 года
 
« Пред.   След. »